Немного свежего хлеба (СИ)

- Нет, ты меня успокаиваешь, - Женька улыбнулся и продолжил: - Я попал к очень хорошему врачу, он объяснил мне, что со мной происходит, каким будет лечение… У него был очень низкий голос, и сам он был большой-большой, но я его не боялся. Он меня познакомил с Олегом.

Котька невольно вздрогнул, услышав новое имя, интонация, с которой Верни сказал его, была поразительной. Так Котькина бабушка говорила о боге, о том, что он всех излечит-исцелит, поможет-подсобит, нужно только правильно попросить, быть чистым душой, ну и прочую лабуду, на самом деле, но не об этом речь. Речь о том, как меняется голос с обычного на какой-то другой, когда верующие говорят что-то о боге. Вот и у Женьки поменялся.

- Олег это твой бывший?

Тьфу, ну что за гадость спросил! Котька просто терпеть не мог свою прямолинейность, всегда она ему боком выходила. Мания величия чистой воды. Одна только интонация заставила Котьку плохо думать о каком-то Олеге, которого он никогда в жизни не видел и не увидит. Но хотелось бы, что уж там скрывать.

Женька по-детски обиженно наморщил нос и надул губы. Так смешно стало, что Котька не смог сдержаться. Хихикнул пару раз и большим пальцем попробовал разгладить морщинку на Женькином лбу. Лоб был горячим… Столько уже таблеток выпил, а температура всё никак не спадала.

- В больнице было очень страшно и одиноко. Лечение оказалось болезненным. Я много плакал, когда приходила мама, я не хотел её отпускать домой. Я был очень капризным ребёнком. Но мама уходила, я знал, что она меня не бросает, просто так нужно, но всё равно думал, что она меня не понимает. Ей-то не было больно, как мне. А Олегу было. Он проходил уже второй курс лечения. И ничего не боялся. Когда мы с ним познакомились, ему было семнадцать. Он был отчасти скинхедом и носил татуировку у основания шеи. Это был меч, который якобы втыкался в позвоночник. Мы много говорили с ним о мире за окном, о том, кто что будет делать, когда выйдет отсюда. Олег сказал «всё это временно, даже если чуда не произойдёт, всегда можно встать и уйти». Олег нашёл в моём лице отзывчивого собеседника, я всегда любил разговаривать наравне со взрослыми. А я был влюблён в него, в его слова, в его мысли, в его отношение к миру. Позже, когда он приехал ко мне в гости, он признался, что несколько месяцев считал меня девчонкой. И моё имя ни о чём ему не говорило. Правда, смешно - Женя Верни… всем подходит.

- Оно, - мягко улыбнулся Котька и придвинулся ещё ближе. Очень хотелось поцеловаться. Но сейчас он был не пьян и стеснялся. Вообще все эти нежности давались ему с большим трудом. Ведь если с другой стороны нет желания, то это будет очень неприятно, и обратно уже не вернёшь. - Чудо в перьях.

- Олег тоже называл меня чудом.

- Ты любишь его? – Котька смотрел в блестящие глаза напротив и чувствовал, что сейчас нужно говорить о чём-то приятном, но никак не мог избавиться от тяжести в груди. Нужно расставить все точки над i, наверное, так будет правильнее.

Женя закрыл глаза и перевернулся на спину.

- Лечение длится полгода, потом начинается ремиссия, то есть время, которое необходимо выждать, чтобы понять: подействовало лечение или нет. Если нет, то нужно было начинать всё сначала. А всё сначала это значит опять стрижка под ноль, постоянная тошнота, головокружение, апатия, уколы, капельницы… И так каждый день в течение полугода. Олегу требовалось новое лечение, но он сбежал из больницы и пришёл ко мне попрощаться. Ему было всё равно, что я мальчик, а я любил его...

- А родители знали?

Женя вновь повернулся к Котьке лицом.

- Я сам им рассказал, когда меня положили в больницу второй раз. Пришлось… Я пытался покончить с собой, когда Олег умер.

Женя закатал рукав водолазки и показал Котьке локоть. Длинный неровный шрам шёл от запястья вверх к локтю. Давнишний, хорошо затянувшийся рубец. Метка на всю жизнь. В груди всё сжалось и в висках застучало так сильно, что Котька подумал, что оглохнет. Вот это шрам так шрам. Страшно и правдиво. Таким шрамом не будешь хвалиться в спортзале, это личное, слишком личное. Только для двоих, одного из которых уже нет в живых. И самую малость для Котьки.

Он протянул руку и осторожно коснулся кончиками пальцев неровной поверхности кожи.

- Дурак ты, Женька, какой же ты дурак, - прошептал он, скользнув вдоль шрама к сгибу локтя, зацепил край рукава и опустил обратно. – А как же родители, Женька? А как же те, кто за тебя волновался?

Верни спрятал руку под одеяло и шмыгнул носом.

- Я им не верил. Я думал, что им будет проще, если меня не станет. Моя ремиссия тоже закончилась неудачно. Но я больше не хотел умереть, хотел жить ради того, что мы с Олегом хотели сделать вместе. Я поклялся, что никого никогда не полюблю так, как его.