Немного удачи

Лиллиан, видимо, была очень приземленным человеком, потому что сильнее всего ее расстраивало, что дом Фредериков – даже пришедший в упадок, по-прежнему самый красивый дом, который она когда-либо видела, – теперь выглядел плохо, и в нем дурно пахло. Минни не справлялась с уборкой, поскольку ей все время приходилось прерываться и что-нибудь делать для миссис Фредерик. Кое-какие вещи она старалась убирать, но посуду мыла по мере необходимости и так же поступала с горшками и кастрюлями. Сама она как будто ничего не ела, только пила чай («Моя единственная роскошь», – говорила она) со сливками, которые не продавала Дэну Кресту. Она похудела, волосы висели безжизненными прядями с колтунами. Она никогда не жаловалась, но Лиллиан знала, что она не спит ночами, – Лоис рассказала Лиллиан, что миссис Фредерик часто стонет по ночам и кто-то должен вставать и успокаивать ее, а мистер Фредерик этого не делает. («Ему никогда не хватало терпения», – заметила мама.) В любом случае, когда они обсуждали это за шитьем и вязанием, бабушка Мэри, бабушка Элизабет и мама все согласились, что то, чем приходится заниматься Минни, – не мужское дело. Бабушка Мэри сказала:

– Nun, man weiβ nie, was eine gute Sache ist und was nicht. Gott muss einen Plan haben[60].

– Но этот план мне не слишком нравится, – ответила мама.

– Ja, ну… – сказала бабушка Мэри и, пожав плечами, перекрестилась.

Потом они перешли к обсуждению более страшных вещей, которые происходили с людьми в жизни.

Уолтер уже не знал, что и думать. Ясно же, что война никому пользы не приносила, а в церкви все молились за солдат в армии, за гражданских в зоне военных действий, за города, разрушенные бомбежками, однако осенью он заработал втрое больше, чем в прошлом году, и за это должен быть благодарен – ведь если не благодарить, можно накликать беду. А тут еще и Фрэнк. Розанну привело в бешенство, что Фрэнк бросил колледж за две четверти до выпуска (а ведь был круглым отличником), – его же не призвали, так почему бы не надеяться на лучшее? – но Уолтер думал, что Фрэнку в армии самое место (как «мухе на дерьме», как выражались, когда он сам служил), и Уолтер надеялся, что Фрэнк вынесет оттуда больше, чем сам Уолтер. Скучал ли он? Ну, а по чему тут скучать? Эймс, или плато Озарк, или Северная Каролина, или Европа? Сколько он им писал, так все одно. Что до Джо, тот получил отсрочку по классу 2-А как фермер, но, может, для его же блага ему бы стоило пойти в армию, посмотреть мир. Однако работы было невпроворот. Усадив Клэр себе на колени, держа ее за руки и приговаривая:

– Вот как ездит леди на лошадке, цок-цок-цок… – Уолтер обдумывал, сколько полей им с Джо и Джоном нужно будет засеять в этом году. – Вот как ездит джентльмен, скок-скок-скок.

Клэр захихикала. Сажать много овса нет смысла – так, для семьи, свиней с коровами, одно поле, – но слишком много работы, чтобы получить немного сена и зерна.

– А вот так… – Он помолчал, пока Клэр не крикнула:

– Фермер!

– Да! Вот так ездит фермер!

Она стала раскачиваться взад-вперед и смеяться, и Уолтер смеялся вместе с ней. Клэр исполнилось три года, и это была ее любимая игра. Фредерики отдали им старую деревянную лошадку Лоис, и Клэр часто сидела на ней, держась за изгиб деревянной гривы, и визжала от удовольствия.

Розанна крикнула из кухни:

– К ужину готовы?

Уолтер встал и отнес Клэр на кухню. Генри накрывал на стол, а Лиллиан мяла картофель, подлив немного молока.

– Что на ужин? – спросил Уолтер.

– Фрикасе, – ответила Розанна, – но без клецек. Хватит с тебя клецек, и с меня тоже. Впрочем, я собрала молодой горошек в саду, а еще осталось немного спаржи. А это последний картофель, пока молодой не вырастет, так что давай им насладимся.

– Как всегда, – сказал Уолтер.

Он усадил Клэр на подушку, а Генри поставил на стол кувшин с водой. Открылась дверь, и вошел Джо, на ходу скидывая сапоги. Сквозь дверной проем Уолтеру в лицо ударил влажный весенний воздух, в котором мешались запахи земли и навоза, а также яблоневых цветов и свежей травы. Уолтер глубоко вдохнул. Когда Джо сел за стол, он спросил:

– Так сколько акров нужно засеять в этом году?

– Восемьдесят для меня, сто сорок для тебя, двести для дедушки Отто, а дедушка Уилмер, судя по всему, решил отвести сто восемьдесят под кукурузу, а девяносто оставить под паром. Это можно засеять клевером, если будет возможность. – Он помолчал и посмотрел на Уолтера. – Мистер Фредерик спрашивал, не засеем ли мы его задние пятьдесят акров, те, что вдоль нашего забора. Там раньше рос овес, а полтора года назад он укрыл его навозом. Урожай должен получиться неплохой.

– А чего он сам-то не засеет?

– Сил нет.

– Посмотрим, – сказал Уолтер. – Я с ним поговорю. Шестьсот пятьдесят акров – это много. Трактор наработал уже тысячи часов, а дедушкин трактор еще старше.

Вопрос покупки нового трактора они обсуждать не стали.