Немного удачи

Фрэнку казалось, что он уже привык к войне, – после полутора лет службы в армии и десяти месяцев в Африке, – однако ночью двенадцатого июля он чувствовал себя так, будто оказался в ином мире, хотя Сицилия не слишком сильно отличалась от Африки. Переход на рассвете был довольно странным; стояла ужасная погода, дул такой сильный ветер, что большинство солдат сомневались, что командование даст добро на наступление, однако дали, а сержант заявил, что если они не переживут этот день, то им уже будет все равно, а если переживут, то застигнут гансов и итальяшек на острове врасплох. Так и вышло: берега оказались пустыми, а вокруг не было даже люфтваффе, лишь несколько итальянских бомбардировщиков атаковали пару транспортных и военных судов. По дороге в глубь острова они почти не встретили сопротивления. Они начали наступление восточнее порта – он назывался Ликата – и двинулись к нему. Это был город, полный изящных бледно-абрикосовых построек, которые, казалось, стояли тут целую вечность. Где-то на востоке находились Сиракузы – город, о котором Фрэнк узнал на уроках по истории Древнего мира. А еще он вспомнил Архимеда – в учебнике по математике была картинка, на которой Архимед поднимал мир с помощью рычага. Архимед вычислил число пи. Но Фрэнк сомневался, что попадет в Сиракузы. Пока сойдет и Ликата.

Рядовому Хиллу не терпелось попасть в глубь острова и пострелять гансов, хотя на безрыбье сойдут и итальяшки. Ходил слух, что позиции Муссолини подорваны, но Фрэнк не был уверен, что из-за этого наступление непременно пройдет гладко. Если генералы считали, что что-то получится, Фрэнка сразу начинали одолевать сомнения. Например, он знал (все знали), что танки и пехоту в Кассеринский проход отправили, даже не имея хорошей карты местности. Может, Пэттон был смелее Фреденхолла. Фрэнк надеялся, что у Пэттона есть хорошая карта Сицилии, но не особенно на это рассчитывал. Число убитых Фрэнком достигло одиннадцати. Он слышал, что в морской пехоте были целые взводы снайперов, у которых количество жертв исчислялось десятками, но то было в Тихом океане, где япошки захватили бесполезные маленькие острова. Их необходимо было убивать, чтобы выжить. Всех своих противников Фрэнк убивал на расстоянии. В том-то и смысл работы снайпера с телескопической мишенью – ты убивал их, их приятели оглядывались в поисках источника огня, и, если получалось, ты убивал еще одного, а если нет, тихо уходил. Но они-то не знали, что ты ушел, и начинали дергаться.

Пройдя Ликату (после полудня), они должны были рассредоточиться по холмам за равнинами. Пересохшее русло реки петляло сквозь поля под защитой кое-каких зарослей. Фрэнк решил, что они пойдут не вдоль него, а по нему. По краю. Все это время они хорошо видели дорогу – кто по ней ехал и кто двигался невнимательно. После полудня русло реки отклонилось от дороги и пошло вверх, в светлые холмы. Здесь было так сухо, что шестеро парней уже все были покрыты белой пылью. Мерфи и Джонс направились на восток, пересекли русло и пошли по краю полей, а Лэндерс и Рубен продолжили путь по берегу. Лаймана Хилла Фрэнк оставил при себе. Они не спускали глаз с дороги. У Лаймана руки так и чесались кого-нибудь подстрелить, и незадолго до наступления сумерек ему это удалось – кошку, вышедшую на охоту. Когда Лайман перевернул ее на спину дулом ружья, они увидели, что кошка толстая.

– Ну, хоть кто-то здесь хорошо питается, – заметил Лайман.

Те немногие жители Ликаты, которых они видели, были тощие и унылые. Но в зданиях не было страшных логовищ немецких снайперов. Сержант из форта Леонард Вуд был прав: пока британцы и американцы сомневались в правилах, немцы их преспокойно нарушали. По слухам, русские были еще хуже: они нарушили правила ведения войны и нарушали правила жизни. Если убить двух русских, на их месте каким-то образом появятся четверо, а если убить четверых, появятся восемь. Так им говорили. Когда Роммеля наконец победили и взяли в плен немцев, некоторые из них бросились обнимать врага, потому что знали, что если вернутся к своим, их переведут из Африки на Восточный фронт – например, в Харьков, а это страшнее Сталинграда. Когда знакомый Фрэнку капрал спросил военно-пленного: «А если я тебя застрелю?», тот пожал плечами и ответил: «Hier oder dort, was ist der Unterschied?» Фрэнк знал, что это значит: «Здесь или там, какая разница?»