Немного удачи

– Ну хотя бы это что-то безвредное, – отложив газету, сказал Уолтер.

Фрэнк встал, подошел к печке и, сложив руки перед собой, как научила его мисс Хортон, уверенно запел:

Кругом рождественская мгла.
Во мгле гудят колокола,
И с ними в лад…
Слова звучат:
«Мир на земле и счастья всем!»[35]

На этом месте все время что-то происходило: в этих словах, «с ними в лад», было что-то восхитительное, что тянуло его вперед. Становясь ниже, ноты как будто глубже проникали в него (на слове «счастья» ему пришлось раскрыть гортань и грудь, чтобы спуститься почти на октаву), и он переставал замечать слушателей. Когда он закончил, то увидел, что мама и папа ошеломленно смотрят на него.

– Фрэнки, – сказал папа, – ты пел так, как будто знаешь, о чем это песня.

– После минувшего года, возможно, и знает, – заметила мама.

Они переглянулись.

– Хороший мальчик, – сказала Лиллиан.

– Знаете, Опа в юности замечательно пел, – сообщила мама. – В Германии он с хором мальчиков пел для короля.

– Какого короля? – спросил Джоуи.

Мама пожала плечами:

– Не знаю. Кто их разберет, этих немецких королей. Какой-то из Фридрихов. Опа был одет в атласный костюмчик. А когда мы были детьми, он пел нам немецкие песни. Потом перестал. Не знаю почему.

– Из-за войны перестал, – сказал папа.

– А, ну да, конечно, – согласилась мама. – Наверное, из-за войны. – Она вздохнула, но потом протянула руку, а Фрэнки дал ей свою, и она сказала: – Если тебе дарованы великие таланты, Фрэнки, ты должен использовать их во славу Господа. Понимаешь?

Фрэнк, разумеется, кивнул, хотя на самом деле ничего не понял.

1931

Уолтер делал кое-что, чего делать не следовало, но сейчас у него было мало скота, и он не сдержался – пошел к ручью проверить уровень воды. Фрэнки и Джоуи ушли в школу, чтобы изучать что-то, не имеющее никакого отношения к фермерству (по крайней мере, он на это надеялся), а Розанна убирала после обеда (яйца-пашот на тосте и жареная картошка). К огорчению Уолтера, день выдался ясный и страшно холодный. Особенно светло было на западе, откуда приходило как все хорошее, так и все плохое. На земле лежал снег, но такой рыхлый, что сапоги Уолтера проваливались сквозь него. Он старался не обращать на это внимания.

Если спросить Уолтера, что из тысяча девятьсот тридцатого года, по счастью минувшего, ударило по нему, он бы ответил, что ничего, но это было бы ложью, и он это знал. Вопрос не в том, что по нему ударило, а в том, что не ударило. Например, его приятно поразило, что он сумел собрать тридцать пять бушелей кукурузы с акра, – посадки выглядели так плохо, что он ожидал совсем ничтожного урожая, по тридцать бушелей, а то и того меньше. Возможно, сорок – сорок пять бушелей с акра в течение десяти лет его просто избаловали. А потом, после отъезда Грэхамов, чья ферма находилась менее чем в полумиле от Лэнгдонов, Уолтер вместе с несколькими соседями, не желая смотреть на заброшенные поля кукурузы, обратились в банк с просьбой разрешить им собрать урожай и поделить его между собой. У Грэхамов вышел двадцать один бушель с акра, что привело всех в уныние, но между собой они это не обсуждали – дурная примета. Сейчас Уолтер видел дом и поля Грэхамов. Урожай был собран кое-как, и кукурузные стебли все еще торчали из снега, точно кости. Уолтер прибавил шагу, чтобы не смотреть на окна опустевшего дома, темные и мрачные на фоне яркого дня. Два окна с другой стороны кто-то или что-то сломало, возможно, птицы, и Уолтер заколотил их, но из-за этого дом стал выглядеть мертвым, и сразу захотелось подойти, заглянуть внутрь, увидеть диван и посуду, которую хозяева оставили после себя. Даже одежду и обувь.

С овсом повезло еще меньше, чем с кукурузой, жаль лошадей и коров, но больше всего Уолтера удручало, что, несмотря на все новости про засуху (а на юге и западе дела обстояли значительно хуже), доходившие до них благодаря радио, слухам и газетам, закупочные цены все равно упали. «Как такое возможно?» – удивлялся Уолтер. Неурожайный год должен был пойти кому-нибудь на пользу, однако этот год, тысяча девятьсот тридцатый, не принес пользы никому. Конечно, с усмешкой говорил его отец. Он-то мог позволить себе смеяться – его ферма полностью принадлежала ему, – и вообще он никогда не воспринимал работу фермера серьезно.

– Итак, – сказала Розанна, – никто не может купить еды из-за Краха, но неужели это значит, что людям просто позволят голодать? Почему церкви не скупят все продукты? Или какие-нибудь богачи? Продукты есть, они нужны людям. Они что, будут просто гнить, пока народ голодает?

Уолтер раздраженно ответил:

– Думаю, да, Розанна.

Пустой дом Грэхамов казался ей жутким по этой же причине.

– Люди бродят по дорогам и живут на улице, в холоде, замерзают насмерть, – сказала она, – а этот дом просто пустует. – Но Уолтер толком не знал, как на это ответить. Она повторяла: – Я раздала своих кур. Я даже яйца раздала. Пусть уж лучше они кого-то накормят, чем выбросить их в мусор!