Немного в сторону

До недавних пор мы ходили в шляпах, сделанных из москвошвеевского фетра, рыхлого и ломкого, как халва. В то же время халва походила на замазку. А замазка заменялась клейстером. Это было время вынужденных и приснопамятных замен: шерсти — бумагой, чая — земляникой, а укупорочной пробки — сургучом. Но в тракторе и автомобиле пробку заменить не удалось.

В 1933 году ЧТЗ пробовал заменить в тракторах пробку картонными прокладками, но быстро отказался от этой затеи. Карбюраторные поплавки, сальники, механические, кислотоупорные, масляные прокладки — всего в каждый наш трактор и автомобиль идет до двадцати деталей из пробки.

В чем же дело? Если посмотреть на пробку в некий особо сильный микроскоп, мы увидим любопытное строение этой материи. Она состоит как бы из огромного количества мячиков. Мячики эти упругие и внутри наполнены воздухом. Стенки мячиков сделаны из лигнина, целлюлозы и суберина — самого ценного материала, дающего пробке все ее замечательные свойства. Сначала мимо этого строения пробки проходили ботаники, как мимо одного из множества явлений и форм в природе, не имеющего практического значения. Затем, когда мячики дали основания к росту огромной промышленности пробковых изделий, сначала таких безобидных, как шлемы для колониальных клерков и подстилки для туфель, а потом и более серьезных — плит для судостроения, термотранспорта, артиллерии и моторов, и миру потребовались многие тысячи тонн коры этого медлительного дуба, — за дело взялись химики. Они всячески обследовали пробковые мячики и установили, что суберин, из которого они сделаны, есть глицерид феноловой и стеариновой кислот. Иными словами — растительный воск. Но расшифровать оный глицерид химия до сих пор пока не может. Тогда химия начала соединять пробку с другими веществами.

В 1884 году в Германии начали изготовлять плиты из пробковой крошки, под названием коркштейн. Сначала они связывались обычным столярным клеем, казеином и крахмалом. Сейчас выпускаются огромные количества плит, изготовленных по секретным рецептам фирм.

На столе того же директора завода лежат образцы заграничного линолеума. Это произведения индустрии и искусства одновременно. По рисункам, сочетаниям тонов, качеству красок и качеству самого линолеума они не имеют ничего общего с нашим представлением о линолеуме. Это не куски бурых подстилок и не те бездарные полотна с убогими цветами, которые годятся только для оклейки уборных. Это — важнейшая принадлежность всякого строительства, первосортный отделочный материал, годный для украшения любой гостиной, спальни и делового помещения. Состав этого линолеума — также тайна фирмы. Продукция линолеума на Западе сейчас почти вся сосредоточена в руках громадного монополистического концерна — Континенталь-Линолеум-Унион. Он объединяет немецкий трест — Дейч-Линолеум-Верк, литовский, чехословацкий тресты, множество предприятий, выпускающих десятки тысяч километров ковров, дорожек, обоев в гостиницы, квартиры, банки, заводы, вагоны всего мира. Правление концерна в Цюрихе держит в своих руках склады, торговлю, рецептуру и все секреты мирового производства обоев и полов.

Вот то, что написано между строк в пробковой книжечке-прейскуранте. Там говорится о том, что такое пробка, о длительной борьбе и огромном опыте капиталистической промышленности субериновых мячиков.

Наша же пробковая книжка, к сожалению, только еще начата. В ней содержатся пока только первые строки, коротенькие рассказы о советской пробке.

Старик Менделеев

Молодой инженер-химик Шабашкевич в 1930 году окончил институт, и его отправили в Одессу, на завод странной специальности: линолеум и изоляционные плиты. Что такое линолеум и что такое плиты — его никто не учил, да и не мог учить: у нас не было ни одной книжки по этим «редким материалам».

На заводе молодой инженер встретил специалистов самых различных специальностей: строители, текстильщики, даже мукомолы. Никто не знал производства. На совещаниях говорили: «Советские инженеры никогда не овладеют таким производством. Это дело привозное».

Весь производственный процесс находился в руках технического директора Лильквиста и пары его помощников.

Технический директор Лильквист остался в наследство, вместе с оборудованием и способами производства, от бывшего хозяина Викандера. Он был у Викандера старшим механиком и сыном директора завода.

Это был приятный человек, пользовавшийся всеобщим уважением. Целые дни он проводил в цехах, неся на своих плечах все мелочи производства.

Шабашкевича Лильквист встретил очень радушно и с товарищеской откровенностью.

— Бенцион Моисеевич, — говорил он ему, — у вас прекрасное будущее, идите на хороший завод. Вы химик, и вам ровным счетом нечего делать на этой нашей мельнице.

И действительно, Шабашкевич приехал сменить заведующего лабораторией Фримштейна; Фримштейн получал от Лильквиста большую ставку, но ему нечего было делать.

— Вы увидите, что и вы ничего не сделаете, — сказал он, — это заколдованное место.