Немногое о многом (СИ)

особым способом, в "Саркофагах",

под бетонными плитами

в цинковых гробах.

И этот документ -

вы подписать должны".

Кто хотел увезти на родину -

тех убежали:

"Они герои

и принадлежат не Вам,

они уже все -

государственные люди".

В МИТИНО НАВЕСТИЛА МУЖА.

После похорон мужа

сорок дней прошло.

Я приехала в Москву-столицу,

светило солнце,

было тихо и тепло.

И сразу "Туда" к нему -

в Митино на кладбище,

к своему родному -

родному, ненаглядному.

На могиле мужа слезами обливаясь,

я мучилась, страдала,

свою кровинку-половинку

на свиданье звала.

Вскоре, от нервозности и слёз

мне сильно поплахело.

Начались схватки -

мне очень дурно стало.

В 6-й больнице

у Гуськовой я рожала.

Рожать приедешь к нам,

так Ангелина Константиновна

раньше мне сказала.

НАТАШЕНЬКА... НАТАША.

Ты так хотел,

ты так мечтал её увидеть.

Встань, мой родной, любимый,

подойди и посмотри,

родилась дочурка наша -

вот она, рядышком со мной,

дочь Наташа,

родная, ненаглядная прелесть наша.

Раньше срока родилась -

родилась, родная!

Это не беда!

Главное, живая.

Важно ротик открывает

и глазёнками моргает.

За время подневольно-тяжкое,

казалось мне,

вечность провела я с горем,

впервые улыбнулась,

улыбнулась, как во сне.

Моя душа ожила надеждой,

засветилась гордою улыбкой.

Я камень с сердца обронила,

с души горечь убрала.

ТАБЛИЧКА С ИМЕНЕМ ГЕРОЯ.

Через 4 часа

после рождения Наташи

Гуськова ко мне зашла,

грустная, на слова скупая,

минуту молча,

у ног моих стояла.

"Беда у Вас опять. Умерла Наташа -

дочурка Ваша.

У вашей девочки

врождённый порок сердца был,

а 28 рентген в её печени

вашу дочь убил".

Словно окунувшись в ледяную воду,

я оцепенела в один миг,

в голове моей одиноко скучной

закружилась, завертелась жизнь.

Нет больше у меня ни Васи-Василька

любимого цветка,

ни связывающего нашу жизнь

долгожданного ребёнка.

От внезапного удара

я как ребёнок зарыдала.

Даже Ангелина пустила слезу,

оплакивала младенца,

себя, меня бранила

и всех виновных в гибели ребёнка.

Вскоре Гуськова

круто взяла себя в руки,

невзирая на мои 60 рентген,

не отошла от моей кровати,

начала разговор с науки.

"К большому сожалению

ты должна меня понять!

Вашу дочь по научной логике

в виду её высокой радиации

мы не сможем Вам отдать".

Моё сердце встрепенулось,

замерло с болью в горе,

язык давно онемевший

дал развязку в слове.

"Как это не можете отдать?

Это я Вам не отдам!

Вы хотите мою роднульку

забрать в свою науку.

Никогда! Я уже решила -

я похороню свою дочурку

с мужем рядом -

такая традиция у нашего села".

"Хорошо, моя дорогая!

Случай в жизни не простой.

Но не ты, а мы её похороним

специальным способом,

рядом с мужем под одной плитой.

Но ты пойми меня

и убеди в справедливости себя.

Могилу твоего мужа,

как народного героя,

должна величать одна табличка

с именем героя".

Пустив слезу горькую,

не проронив и слова,

я согласилась молча,

осознав судьбу свою.

Принесли мне деревянную коробочку,

поставили передо мной на полочку.

Посмотрела со слезами я туда,

а в коробочке лежит она.

Моя дочь Наташа,

как живая, кровинка наша.

От горя и печали,

пустив слезу обильную,

смотрела я на дочь свою

с жалостью и душевной болью.

"Здравствуй, моя родная!

Здравствуй и прощай!

Навеки-вечные, прощай!

Радиация проклятая погубила нас.

Никогда я больше не увижу Вас".

Поцеловала я тельце в лобик

и зарыдала горько.

"Пожалуйста,

дорогая Ангелина Константиновна!

Положите дочь с мужем рядом

и скажите ему лично от меня.

Это твоя дочь Наташа!

Наташенька - крохотулька Ваша".

ОДИН БУКЕТ ЕМУ,

ВТОРОЙ - КЛАДУ Я ЕЙ.

На мраморной плите

нет надписи "Наташа".

Там только его золотая надпись

светится в красоте и в грации

чернобыльца героя -

спасшего мир земной

от смертельной радиации.

А дочь Наташа -

крохатулька наша,

лежит рядом с ним,

рядом со всеми чернобыльцами

красиво, величаво в ряд,

без таблички, без надгробия,

без имени, без наград.

Там только её душа.

Душу там -

с ним, таким родным,

и её родную -

похоронили рядом.

На аллею героев чернобыльцев

я прихожу одна

с двумя букетами цветов.

Один букет его, второй -

на уголок кладу я ей.

У могилы родной и дорогой

я одиноко постою,

одна наплачусь вдоволь,

поговорю с мужем, с дочуркой

о жизни своей одиноко-скучной.

Молча, одиноко посижу

на плите надгробной,

вся в слезах, с горечью душевной

сама себе в укор скажу:

"Прости, родная! Прости!

Это я тебя, моя родная,

радиацией чернобыльской убила,

а ты, моя кровинка,

от смерти меня спасла.

Ты на себя, на свою печень

приняла радиации удар.

Прости, родная! Ещё раз прости!

Я Вас двоих любила".

Я РАССКАЗАЛА ВСЁ, ЧТО НАКИПЕЛО.

Прошло много лет

после аварии Чернобыля,

колючею травою заросла

с рентгенами земля.

В Митино на мемориале

на всю московскую окраину

звучала траурная музыка,

нарушая скорбно лесную тишину.

На одной из могил чернобыльцев

со слезами на глазах

женщина сидит-тоскует одиноко,

а мемориал юбилейный

весь в венках, цветах.

Справа на плите букет цветов,

слева на плите букет цветов,

а между ними сидит и плачет...

тихонько...

Людмила Игнатенко.

Уже давным давно замолкла музыка

и Людмила Игнатенко

под тяжесть слёз и тишины

мне рассказала внятно

о своей молодой,

необычной и тяжёлой жизни.

И в монологе долгих слёз

её последние слова:

"Здесь на родной плите-могиле

под треск горящей свечки

я чувствую страданье мужа

и любимой дочки".