— Но амеры, просчитавшись в девяностых, теперь Россию пуще глаза стерегут, момент ловят. На транзит власти делали ставку. Путин их красиво обнулением сроков на ковер бросил. Дзюдоист! Но все же не многовато ли вокруг нас костерков попыхивает? Пошевели мозгами.
— Я, Иван, давно на свете живу. Ты знаешь, где я был, что видел, с кем общался. Горизонтальных связей, этого страшного резидентского греха, у меня никогда не было. Наверное, потому и уцелел — смекаешь, о чем говорю? И сделал в итоге не научный, однако же любопытный вывод. С юности завел свою арифметику с единственным действием — сложением, а попросту — накоплением фактов. Помнишь, газета «Правда» давала некрологи на маршалов и больших генералов? Когда в домашних условиях мог читать «Правду», те некрологи вырезал — и в папочку. Через десятилетия перечитал и понял, что девяносто процентов крупных советских военачальников родом из деревни. Оч-чень показательно! А еще у меня тетрадочка есть, где я по сей день складирую заметные мировые события, которые сказываются на самочувствии России, — дата и плюс или минус, в пользу или в ущерб. Опять сложение фактов. Проанализировал и нащупал, что история РФ — полосатая. В том загадочном смысле полосатая, что в одни периоды все кругом происходящее, даже с виду позитивное, на деле шло нам в убыток. А в другие периоды — наоборот, только плюсы. Даже соседние горячие конфликты без нашего, разумеется, участия. И могу точно сказать: сейчас Россия в светлой полосе. Все, что в мире творится, ей по-крупному счету на руку. Содом и Гоморра в Европе, там вообще системная старость наступает, в Штатах деменция, исторические памятники крушат. Даже санкции пользой обернутся. Ты знаешь, я всегда вперед гляжу. Повседневную дипломатию и сиюминутные интересы в расчет не беру, стратегический прогноз для меня важнее тактической выгоды или потери. По моей арифметике России надо сейчас собой заниматься и спокойно ждать. Если не будет форс-мажора, какой предсказать невозможно, у Путина впереди десять лет. Он поставит Россию на ноги, она станет таким магнитом, что всех притянет. У меня ощущение, что пандемия ускорит смену мирового порядка. А Россия... Сохранение семейных и традиционных ценностей — вот идея мирового масштаба, которая может сделать нас притягательными для человечества. А мы в обороне сидим, со своими ювеналами всех мастей сражаемся, вдобавок чужеприкормленными.
— А ведь я, Степан Матвеевич, о том же подумываю. Ковид Ковидыч мешает, но я же вижу, какие решения пошли. Экономический пульс бьется иначе. Национальному ядру бизнеса дышать намного легче, медведевская удавка слабеет. Раньше-то в экономике он погоду делал. Верно Макс Вебер сказал: «Нет отсталых стран, есть отсталые системы госуправления». Путин наконец за управление и взялся, переходит к активной промышленной политике. На ум не идет, чего он так долго Медведева премьером держал! Застоем за тандем расплачивался? Не слишком ли дорого? Он-то, похоже, считает, что экономика и идеология друг от друга мало зависят, на чем Медведев его и прихватил. Но я тайно, под рукой узнавал, и вроде бы Путин с ним уже не в ладах, калибры у них разные. А кабы светил России транзит власти, «ласковый Миша» попытался бы вернуться. Вернее сказать, его попытались бы вернуть. Уж ежели они за Тихановскую схватились, это — маркер. Я по шрамам на своей шкуре знаком с неразберихой, какую создавал он в экономике. Свиней солью кормил.
— Ты о чем?
— Да это старый базарный трюк. Перед продажей зададут хряку соли не в меру, он ведра три-четыре воды и выпьет. Разбухнет и видом, и весом, первой руки товар. А когда опростится — одни ребра... В Священном Писании что сказано? Прощать врагов. А о прощении друзей — ни слова. Вам-то ясно, о чем я говорю. Как бы нового сговора не случилось... Кстати, о чем эта Богодухова говорила, имеет к экономике прямое отношение. Думаю, Мишустин с Белоусовым в реализации планов упрутся именно в идеологию и кое-что Путину разобъяснят.
— Это что ж, заградить уста несогласных?
— Несогласные — это мы с вами, Донцов, Остапчук. А речь о тех, кто намеренно мешает.
— Далеко мы с тобой, Иван, от генерала Устоева укатили. Лучше-то всех его поняла эта Вера, которая об опасностях культурной бездуховности говорила. Умная женщина, наддала жару. И не сочла нужным на людях упоминать о пятой колонне — сказала о пяти процентах. И все всё поняли.
Помолчали. Но Степан Матвеевич вдруг встрепенулся:
— Иван, на твоей фазенде гортензия произрастает?
— Гортензия?.. Нет, Клавдия считает ее простушкой, простолюдинкой по сравнению с царственными розами.
— А пусть-ка посадит куст. Осенью гортензия чудеса кажет. Лист желтеет, мякоть распадается, и он становится прозрачным, как папиросная бумага, прожилки проглядывают, словно скелет, прочные, крепко лист держат, он до-олго не падает.
— С чего это, Степан Матвеич, вы в ботанику углубились?