Немой набат. Книга вторая

Филипп не мог не понимать, что о телевыступлении Синягина доложено в Москву и кремлевские умники два дня мудровали над южноуральской ситуацией, а в итоге остановились на ужесточении прессинга Синицына. Без высокого прикрытия эта вертлявая дама не посмела бы вести себя как кусачая сучка. Но поскольку нарыть серьезный компромат на Георгия не удалось, решено сбить с ритма выборную кампанию опасного конкурента, который в сознании избирателей укоренился как кандидат от населения. В этом смысле он, Остапчук, — самая удобная мишень для удара по Синицыну. Движущая сила!

Между тем высокопоставленная дама, перед которой была поставлена задача охладить предвыборный пыл Остапчука, распалялась. Куда подевалось женское обаяние! Лицо исказилось угрожающе сдвинутыми бровями, жесткий голос, сжатый кулак правой руки — она постукивала им по столу в такт грозным упрекам.

— Вы превратили больницу в избирательный штаб одного из кандидатов. Речь идет о превышении служебных полномочий.

Нет, препираться было бессмысленно, оправдываться — тем более незачем, да и не за что. Такой грубый, бесцеремонный разнос Филиппу устраивали впервые. И кто? Женщина, чей муж был и обречен быть пациентом Остапчука. Господи, что делает с людьми жажда власти!

Происходящее было невыносимым. Он поднялся:

— Извините, в таком тоне со мной никогда не разговаривали.

— Ах, вам тон не нравится! Подождите, то ли еще будет, когда встанет вопрос о вашем увольнении. От пациентов областной больницы поступает слишком много сигналов, требующих административного вмешательства губернатора и Минздрава.

Филипп шагнул к двери, но достоинство человека, каждодневно спасающего жизни кардиологических больных, заставило его остановиться. Он долгим взглядом посмотрел в глаза казенной дамы, которая онемела от его решительного поведения, а затем четко, артикулируя важные слова, сказал:

— Вы хорошо знаете, что ко мне нет нареканий ни по финансовой, ни по административной части. В этих условиях уволить главврача передовой областной больницы, практикующего сердечного хирурга, сложнее, чем выразить недоверие губернатору.

И вышел из кабинета, слыша за спиной гробовое молчание.

19

Наводнения и пожары обрушились на Россию — Донцов угадывал в этих бедствиях худое знамение. Он знал, что нечто похожее происходило в приснопамятные годы перестройки: шли ко дну морские лайнеры, полыхали под откосами вагоны со зловонной ядовитой химией, рванула Чернобыльская атомная... Люди, склонные к мистическим аллегориям, задним числом посчитали ту серию катастроф как бы предостережением высших сил о грядущем развале Союза. Но Власыч, исходивший из рациональных мотивов, понимал, что лавина аварий сигналила о разладе системы управления и техконтроля, а по-крупному — о начале распада привычной жизни.

Теперешние бедствия, включая взрыв сибирского арсенала и гибельные морские ЧП при испытаниях нового оружия, он тоже считал рукотворными. Грандиозным расхищением тайги, переставшей сдерживать паводки, аукались ликвидация лесной охраны — уже президентство Путина! — и ущербность Лесного кодекса, принятого в 2006-м. А ведь предупреждали, драка вокруг кодекса шла бешеная, но Путин не понял, что проталкивали его те, кому мешали 160 тысяч уволенных лесников. От резкого сокращения охраны лесов — и таежные пожары. Кстати, так же с ликвидацией контроля за применением пестицидов: расплата настигла через пчелиный мор. Сколько таких вредоносных «оптимизаций» — оптимизация вообще стала трендом эпохи! — навязали президенту? Почему нет защитного механизма от своекорыстных влияний тех, кто «ближе к телу»?

Сопоставления нынешнего и былого заставляли Донцова с тревогой всматриваться в завтрашний день. Однако душевная неурядица, снедавшая его, возникала все же по иной причине.