Они не давали пощады своим притеснителям, разрушали укрепленные места, выстроенные врагами в их родной земле, жгли немецкие селения, убивали военных колонистов, вторгались в немецкие области и опустошением обозначали путь свой. Новый маркграф, который цепью военных укреплений стал стеснять свободу и независимость славян, казался им врагом. Они решились коварным образом умертвить его, как говорит немецкий летописец. Мы приводим это известие, сильно сомневаясь в его достоверности. «Хитрость, – говорит Видукинд, – предупредил Герон хитростью же. Созвав на пир славянских князей и знать славянскую, он напоил их и приказал всех перебить. В одну ночь пало под ножами немцев около тридцати славянских князей»[206]
. Такое позорное нарушение прав гостеприимства, которое так свято и строго соблюдали славяне, вызвало между ними всеобщее волнение. Поголовно восстали не только ближайшие народы, подчиненные власти маркграфа Герона; но слова «борьба насмерть с немцами» отозвались во всех полабских странах[207]. И что в самом деле закипела ожесточеннейшая война со всеми сопровождающими ее ужасами, что славяне дали полную волю своими страстями, чувству ненависти и мести и возвышенным порывам чистой любви к своей народности, едва ли кто станет в этом сомневаться, когда даже приверженец королевского саксонского дома Видукинд рисует войну слишком резкими и пыщущими в глаза красками, корвейский летописец невольно оправдывает воодушевление, с каким славяне принялись защищать самостоятельность родной земли; из-под пера его вырываются слова, составляющая как бы отголоски решения, которое в то время могло состояться на общем сейме бодричского или велетского союза. «Они (славяне), – пишет Видукинд, – несмотря на все неудачи, предпочли войну миру и любезную свободу ставили выше всевозможных несчастий. И так пройдет много дней, мы будем с переменным успехом сражаться за славу и за обширную власть; они же за свободу, чтобы избавиться от рабской подчиненности»[208].Бодричи первые напали на саксов, истребили неприятельское войско, убив саксонского полководца Гайка; их примеру последовали и другие соплеменные народы. Сам Герон не устоял в открытом поле против напора соединенных отрядов славян; он должен был призвать на помощь самого короля, который несколько раз водил против них свои отряды, причинял им много вреда, приводил в крайнее затруднение, но не был в состоянии сломить воодушевленное сопротивление. Наконец, прибег к хитрости и избрал орудием своей коварной политики князя Тугумира, захваченного в плен еще при Генрихе I в войне с гаволянами и до сих пор проживавшего в Саксонии[209]
. Подкупленный деньгами и лестными обещаниями, славянский князь согласился изменнически содействовать порабощению своей страны.В качестве беглеца он явился в столичный укрепленный город гаволян, в Бранибор, здесь сказал, что ему удалось избавиться от саксонского плена. Народ признал его вновь своим князем; но у Тугумира был соперник – его племянник, единственный из всех князей земли уцелевший среди бури последних событий[210]
и, вероятно, пользовавшийся за отсутствием его княжеской властью[211]. Захватив его коварным образом, Тугумир лишил его жизни и город вместе с землей гаволян подчинил немецкому королю.Измена довершила то, чего не могло достигнуть мужество Оттона и Герона. Истощенные народы, жившие между Средней Эльбой и Одрой, согласились платить дань немецкому королю в 939 году[212]
.Но волнения в славянских землях не прекратились, и мир не водворился. Все еще продолжались местные вспышки, когда воины Герона ходили собирать дань, напоминая этим славянам о ненавистном господстве; народ принимался за оружие, отказывался платить дань или платил ее, убивая военных сборщиков[213]
.