Прежде чем Оттон возвратился из Италии венчанным императорской короной, лютичи нарушили перемирие и новыми набегами беспокоили саксонскую землю. Едва император прибыл в Саксонию в 997 году, как должен был отправиться походом против гаволян[303]
. Немецкие войска, не будучи в состоянии в открытом поле сломить славянские силы, по принятому обычаю, опустошали славянские селения и возвращались без успеха, что также, по обычаю, летописцы называют победой. Лишь только Оттон успел вернуться в Магдебург, как в то же время лютичи, переправившись через Эльбу, напали на северо-восточные области Саксонии и подобными же опустошениями стали обозначать след своих нападений. Ближайшая полоса по левому берегу Эльбы была занята славянским населением, и потому набеги их на северо-восточные страны Саксонии направлялись преимущественно на области по реке Аллере и реке Ильмене. Саксы из Барденгауа (Bardengo по реке Ильмене, в княжестве Люнебургском) встретили многочисленное войско славян. Саксонское духовенство воодушевляло своим примером к мужественному вступлению в бой с язычниками, и саксы, по словам немецкого летописца, так поразили лютичей, что отняли от них огромное количество добычи, размер которой не в силах выразить человеческое слово[304]. Единственным успехом, который имел Оттон во время своего похода, было укрепление города Арнебурга, где он оставил сторожевой отряд, на левом берегу Эльбы в Северной марке (между Вербном и Тангермюнде); укрепленный город поручен был попечению Гизлера, епископа Магдебургского. Но архиепископ вследствие беспечности не удержал его. Лютичи подожгли крепость, архиепископ оставил ее неприятелю[305].Император, занятый своими мечтательными римскими замыслами, перешел в Италию и оставил славян в покое. Славяне, однако же, не давали покоя саксам. Корвейский летописец говорит под 998 годом о победе немцев[306]
, но она кажется сомнительной ввиду таких нападений, которые производили бодричи, вторгнувшиеся в Саксонию и дошедшие даже до окрестностей Магдебурга. Мстивой, князь бодричский, напал на монастырь Гилерслебен и, захватив монахинь, превратил его в пепел[307]. Между тем юноша-император, обольщенный минувшим величием Древнего Рима, предался весь фантастическим планам, поселился в золотом Риме как в столичном городе Германской империи и среди пышности и величия придворной жизни забыл о судьбах окраин своей державы. Христианство и немецкое господство оставались лишь в воспоминании полабских славян, которые воспользовались временем, чтобы отомстить за нанесенные им обиды, упрочить свои внутренние отношения и создать сильный политический оплот против будущих посягательств и завоеваний новых Карлов и Оттонов. Как ни часто в продолжение войн, веденных при Оттонах II и III, военное счастье склонялось на сторону Германии, однако при конце жизни Оттона III решительный перевес был на стороне полабских славян. Они оказываются в 1000 году в таком же независимом положении, в каком находились двести лет назад до времен первых походов Карла Великого; они успели сбросить иго немецкое, восстановили свой прежний народный быт, распространили даже свои пределы и стали твердой стопой на Средней Эльбе.Следы христианства исчезли, народные божества восторжествовали. Лучшим и вернейшим выражением взаимных отношений двух соседних племен может служить мир, заключенный между Генрихом II и полабскими славянами. Когда избранный после смерти Оттона III последний потомок Саксонского дома Генрих торжественно праздновал Пасху в Кведлинбурге (28 марта 1003 года)[308]
и к нему явились послы ратарей и вообще от лютичских народов, то король принял их ласково и успел