Немцы и славяне. История противостояния

Самым главным средоточием немецкого населения сделался приморский город, вновь построенный Адольфом недалеко от разрушенного города Любека, в небольшом расстоянии от устьев Травны. Новый город получил название прежнее. Обладание одной из самых удобных гаваней на берегах Балтийского моря приобрело высокую важность не только в торговом отношении, но и вообще в деле онемечивания западных славян. Торговый путь, открытый из стран Северной Германии к берегам Балтийского моря, не только направил торговые силы немцев к странам севера и востока Европы, не только расширил поле деятельности для них, но и указал путь, по которому разлился онемечивающий поток. Северная Германия примкнула посредством Любека непосредственно к Балтийскому морю: господство над его южными и восточными берегами было только вопросом самого непродолжительного времени: с неимоверной быстротой подчинил себе немецкий элемент балтийское прибрежье от Любека до Ревеля.

С построением Любека вторгалось все глубже внутрь славянского мира германское господство. Бодричский князь Никлот, ввиду возраставшего могущества саксов, довольствовался мирным владением своего княжества, не решаясь противостать опасности с оружием в руках.

Никлот думал покорностью отвратить от своего княжества поднимавшуюся грозу. С радостью принял он предложенную ему графом Адольфом дружбу и сделался его преданным слугою. «Я был, – говорил он однажды вагрскому графу, – твоим оком и ухом в твоей славянской земле, чтобы ты не имел неприятностей от славян, которые владели некогда Вагрией и которые теперь жалуются на то, что они несправедливо лишены наследия своих отцов»[415].

Сожжение Оттоном III славянского селения в Мекленбурге в 995 г.

Иллюстрация из «Саксонской хроники» Георга Спалатина. 1530–1535 гг.

Но дружба, или, лучше сказать, покорность графу Адольфу, не была в состоянии спасти бодричскую землю от печальной судьбы, которую ей готовили немецкие и главным образом саксонские завоеватели.

Герцогский дом Биллингов пресекся со смертью последнего мужского потомка Магнуса (1106). Биллингов, теснителей и угнетателей славян, не стало. Император Генрих V отдал герцогство Саксонское своему верному союзнику в возмущении против отца графу Лотару Суплингенбургскому. Новый герцог довольствовался вассальною покорностью, которую ему оказывал король славянский Генрих; и тот же герцог, приобрев немецкую корону, оставлял без внимания славянские дела, так как силы его были устремлены против возвышавшегося дома Штауфов.

Между тем новый владетель в Саксонском герцогстве Генрих Гордый занят был ограждением своей власти от притязаний другого соперника. Место Биллингов и Лотара Саксонского занял теперь в Саксонии новый дом, который явился достойным наследником предшественников в деле порабощения полабских славян. Это были Вельфы – преимущественно же могущественнейший из них Генрих Лев, человек печальной и незабвенной для славян памяти.

Последний биллингский герцог Магнус оставил двух дочерей, из которых старшая вышла замуж за Оттона, ангальтского графа (Баленштед), другая за Генриха Черного Вельфа – герцога Баварского[416]. На этом основании Вельфы приобрели власть герцогов в Саксонии, и притом еще с большим правом относительно притязаний графа Ангальтского, ибо отец Генриха Льва женился на дочери Лотаря-императора, владевшего уже Саксонией после смерти Магнуса[417]. Дом Вельфов достиг в лице Генриха Льва невиданного дотоле в Германии могущества – под ударом этой силы сокрушилось последнее сопротивление борющегося за свою самостоятельность славянского мира.

Генрих Лев, герцог Саксонии. Статуя из Брауншвейгского собора

Никлот, бодричский князь, видя утвердившиеся в Вагрии и Полабии господство и возраставшую силу саксонских герцогов Вельфов, принужден был довольствоваться только тенью независимости. Но завоевательные саксы решили лишить его и этого. То, что началось при Оттоне I, возобновилось при Генрихе Льве – только в больших размерах, под тем же самым предлогом, видоизменившимся только соответственно господствующему духу времени.

Бернард Клервоский проповедовал в то время крестовый поход во Франции, возбуждая всеобщее воодушевление. Германия не разделяла этого воодушевления. Только личное явление Бернарда во Франкфурте (1146) побудило нерешительного короля Конрада участвовать в общем религиозном деле. В Северной Германии, особенно в земле саксов, мысль о крестовом походе в отдаленные земли Востока была везде встречаема равнодушно.