Ненадежное бытие. Хайдеггер и модернизм

Фундирование как основной момент феноменологии – это не обоснование, а логика вертикальной интеграции, то есть не столько «дедукция категорий» в кантианском стиле, сколько необходимость скупить всех поставщиков и контролировать производство знания от начальных этапов до последних, от inputs до outputs[31]. Естественная установка – это именно установка «независимости», то есть мир, в котором все существует само по себе, отдельно друг от друга, вне сознания как инстанции интеграции, некооперативно. Например, «бытие-в-мире» понимается в естественной установке как простой факт соположения или геометрического вхождения одного в другое, так что на месте одного всегда может быть другое. В феноменологии одна нестандартная империя – Германия – смыкается с другой странной империей, империей будущего, то есть США. Принципы феноменологии соответствуют практикам Форда, который платил своим рабочим ровно столько, чтобы купить автомобиль «Модель Т»: по сути, это деньги, уже выведенные из оборота в сторону эссенциального товара, товара с большой буквы Т. Точно так же и Гуссерль использует принцип исполнения или полной интуиции, который должны применять пользователи феноменологии, получая за свои усилия феномен, не больше и не меньше. В феноменологии важно не перебрать и не недобрать. Фундирование, задающее возможность полного цикла, располагается не на том уровне, что и собственно «знание» или какие-то производственные процессы, оно постоянно отступает назад, что создает двойной эффект, характерный для феноменологии как собственно модернистского проекта, не узнавшего самого себя (хотя, разумеется, практики феноменологической редукции как остранения стали общим местом модернистских дискурсов). Во-первых, феноменология постоянно обещает добраться до таких условий производства, которые принципиально не улавливаются эмпирическим знанием, хотя и определяют его место/возможность. Фундирование намекает на фундаментализм, однако это фундаментализм вечного форсированного стартапа, который еще только должен состояться. И это второе качество – пролонгация самой модернизации в области знания, которая должна каждый раз восстанавливать все более общую и исходную «среду разработки». Вопрос феноменологии не в том, как картографировать рутинные знания, а в том, как воссоздать среду разработки, которая скрывается за этими рутинными навыками и практиками, которые, следовательно, не могут оставаться пустыми и поверхностными. Комплекс знаний, образовавшихся во второй половине XIX века (эволюционная теория, теория вероятностей, статистика, социология и т. п.), неизменно порождал искушение их «дополнить», довести до более фундаментальной теории, которая бы объясняла поверхностные эффекты. Феноменология, взявшись первоначально за математику и логику, по сути, облегчила себе задачу, поскольку могла искать условия конституирования вблизи кооперативных сущностей, правда, не возвращаясь непосредственно к ним (и, соответственно, не смешивая конституирование с конструированием).