Ненадежное бытие. Хайдеггер и модернизм

Принципиальное значение имеет, однако, не локальность, а ограниченное дальнодействие: «В магии единичное место обеспечивает действие на всю область целиком, подобно тому, как королю достаточно заговорить, чтобы завоевать весь народ в целом»[40]. Такое ближнее дальнодействие указывает на то, что в «ключевой точке» человек или живое существо знает, как действовать на нее (и фон), тогда как мир знает, как на это действие отвечать (то есть, по сути, обеспечивать действие, его подхватывая), и такая реализация знания совпадает с самим этим миром (объяснять ее каким-то дополнительным механизмом не требуется). Мир – это среда, где пока еще нет «средств» или инструментов в точном смысле слова, поскольку средства всегда предполагают определенный зазор между собой и целью (или другими средствами), тогда как в магическом мире ключевые точки (выделенные фигуры и локации) принципиально неотделимы от локусов, на которые они воздействуют (и которые воздействуют на них). Именно поэтому методы акупунктуры и других разновидностей восточной медицины оказываются невоспроизводимыми в рамках западной медицины (целиком построенной на техничности, то есть отделении фигуры от фона, выделении первичного оторванного объекта как объекта технического). Точки акупунктуры невозможно абстрагировать в качестве «манипуляций», «методов» (средств) или переносных объектов-инструментов-манипуляторов. Транспортабельность – важнейшее свойство технических объектов, но в магическом мире точки нетранспортабельны. Действительно, техническая транспортабельность точек акупунктуры означала бы, что, с одной стороны, одни и те же точки можно было бы легко найти на каждом теле (подобно тому, как легко найти пульс), а с другой – это мог бы сделать каждый, кому бы дали такую карту, соответственно, врачей можно было бы учить акупунктуре точно так же, как и обычной морфологической анатомии. Последняя, в свою очередь, определяется принципом единства выделяемых, то есть отделяемых органов, которые легко переносятся с одного тела на другое и из одного в другое – соответственно, в основе современной медицины и анатомии лежит принцип трансплантации: органом доказуемо является только то, что убедительно и повторяемо отделяется от тела и в пределе может переноситься из одного тела в другое. Таких абстракций акупунктура не допускает: точки невозможно отделить от тела больного, а врач не может научиться распознавать их так же, как пульс или родинки (отсюда различные паратеории энергетических и т. п. тел); обучение иглоукалыванию и т. п., конечно, возможно, но оно равнозначно инициации. Поскольку тело традиционно выступало метафорой для самых разных вещей – первыми из которых являются государство (Гоббс) и речь (Платон) – несложно продолжить эту линию рассуждения и показать, что магическим миром мог быть не только мир собственно природной магии, но и государственных структур, body politics, или определенных форм высказывания (заклинания). Граница между магическим и техническим/религиозным не совпадает с границей природного/культурного и не устанавливается наращиванием числа или сложности артефактов. Главное – это полагание такого первичного единства, которое означает строгую кооперацию без предварительной коммуникации и без «раскрытия» мира: мир уже раскрыт, уже размечен и скоррелирован сеткой фигур и фонов, но это раскрытие не является актом «разрыва» или вторжения (хайдеггеровского Aufbruch).

Магический мир – то, что для Хайдеггера остается навсегда закрытым, несмотря на всевозможные консервативные или антимодернистские черты его дискурса, критику Machenshaft, калькуляции и евреев, как ее главных агентов. Греки с самого начала были модернистским народом (момент, получивший развитие у Адорно), они уже отправились в плавание, которое означает такое раскрытие и разрывание мира, которое не может состояться без насильственного вторжения, перекраивания, переделки, заканчивающейся не всегда удачно. Появление оппозиции техники и религии представляется у Симондона следствием расфазировки первичного единства, раздвоением, что позволяет описать историю «мира» (в смысле Weltlichkeit) в качестве стандартной метафизической истории раздвоения-утраты, разделяющей некогда соединенное, скооперированное и скоррелированное. Для Хайдеггера это неприемлемо, несмотря на то что, казалось бы, такое решение напрашивается из концептуализаций «четвериц», «земли» и «богов». Последние, однако, всегда остаются тем, что существует в режиме перекройки, так что из раскрытия мира и проживания в нем невозможно исключить элемент насилия – оно присуще самому миру, поэтому его не может защитить никакая ретикуляция фигуры и фона.