Ненадёжный признак

– Господа, прошу следовать за мной, – церемонно велел воспитатель, и мы неохотно поплелись в его кильватере. Наездник, подмигнув нам ободряюще, развернулся и пошёл обратно в детскую. Лошадиная голова на палке плыла рядом с ним по воздуху, хотя он её никак не поддерживал – ещё один трюк, который удавался только ему.

А мы нехотя, нога за ногу, тащились за воспитателем, ведущим нас в отцовский кабинет. Когда мы вошли, отец стоял у окна, глядя на ухоженный парк перед Пренстон-холлом и о чём-то размышляя. Воспитатель уведомил его о произошедшем и добавил, что это далеко не первый случай непослушания, который может привести к беде. Отец поблагодарил его, тот откланялся, мы остались в кабинете втроём.

– Ну что, друзья мои, на этот раз вам не удалось ускользнуть незамеченными? – лукаво улыбнулся нам отец, и мы с облегчением выдохнули. Похоже, сегодня у него не было настроения читать нам нотации.

– Я рад, что у меня такие самостоятельные и такие любознательные сыновья, – продолжал он, по-прежнему улыбаясь, – и похоже, вы уже достаточно взрослые для того, чтобы я мог попросить вас об очень, – он со значением поднял вверх указательный палец, – важной вещи.

Попросить нас? Важная вещь? Мы с Кристианом восторженно переглянулись. Конечно же, мы достаточно взрослые! Отец взял каждого из нас за руки, мы вышли из его кабинета и направились в западное крыло Пренстон-холла.

По дороге все хранили молчание. Мы с братом крутили головами, стараясь запомнить многочисленные переходы и лестницы. Мы были такими маленькими, а дом таким большим. К тому же в эту его часть мы ещё никогда не попадали. Мы шли мимо картин на стенах, мимо множества закрытых дверей, мимо тяжёлых светильников и кресел с выцветшей обивкой, и наконец добрались до самой последней комнаты в западном крыле. Отец достал ключ, отомкнул запертую дверь, и мы вошли.

Как вы, мой дорогой друг, уже догадались, отец привёл нас прямиком в Оружейную комнату. В те времена она выглядела так же, как в день перед моей помолвкой, и так же, как выглядит сегодня. Металлический блеск старинной коллекции, стол посередине, картина на стене. Отец подвёл нас к портрету и мы, крепко держась за отцовские руки, несколько долгих минут постояли перед изображением мальчика с лошадкой. Мы с Кристианом сразу узнали Наездника. В реальности он был в точности таким же, как на своём портрете. Тот же бархатный костюм, тот же тугой кружевной воротник, те же внимательные прозрачные глаза с изучающим взглядом. Отец дал нам время рассмотреть картину во всех деталях, а потом произнёс тихо и торжественно:

– Дорогие мои дети, Арчибальд и Кристиан. Если вы когда-нибудь увидите этого мальчика, или кого-то похожего на него, или даже если он просто приснится одному из вас, – немедленно сообщите об этом мне. Немедленно, понимаете? Не вступайте с ним в разговоры, не слушайте, что он вам говорит, просто сразу бегите ко мне и расскажите мне об этом. Обещаете?

Мы кивнули и искоса посмотрели друг на друга. Сейчас, когда я вспоминаю об этом разговоре в Оружейной, я с глубокой печалью должен признать, что в тот момент я даже не помышлял о том, чтобы рассказать отцу о Наезднике, которого мы, на свою беду, уже повстречали. Я точно знал, что сначала мне нужно обсудить эту информацию с Кристианом. Мой брат, я уверен, рассуждал так же, поэтому мы молча продолжали рассматривать портрет. Меня до сих пор мучает вопрос, почему дети часто не рассказывают своим родителям, что с ними происходит? Что это, недоверие или недомыслие? Страх, что тебя будут ругать, а может, даже накажут? И как сделать так, чтобы дети свободно делились своими новостями? Возьмём наш случай: я не могу сказать, что мы не доверяли отцу. Он всегда был добр с нами, всегда поддерживал и поощрял нас. И тем не менее в критический момент мы оба, я и Кристиан, решили сначала поговорить друг с другом, а потом уже вовлекать в происходящее нашего отца. Роковая, непоправимая ошибка.

Когда мы вышли из Оружейной, отец проводил нас до нашей комнаты, обнял по очереди, велел быть паиньками и дождаться воспитателя, если мы хотим погулять в парке. Он ушёл к себе, а мы вошли в детскую, где Наездник, сидя на полу, деловито возился с заедающим шлагбаумом на железной дороге.

– Мне удалось починить его! – с торжествующим видом заявил он, когда увидел нас. – Я понял, как устроен этот самодвижущийся механизм!

– У нашего отца есть твой портрет, – хмуро начал с порога Кристиан, проигнорировав праздничный вид Наездника. – И мы пообещали ему, что если ты придёшь с нами играть, мы сразу же расскажем ему.

– Как вам угодно, – равнодушно пожал плечами мальчик в бархатном костюме, и его кружевной воротник сверкнул бисерным блеском. – Я думаю, он просто хочет со мной познакомиться.

– Может, и так, – с сомнением сказал Кристиан и оглянулся на меня. – Но мы всё равно ему расскажем.

Я кивнул утвердительно.