Ненадёжный признак

запутались в ветвях светлячки

мерцание летней ночи, — медленно проговорила Мичико.

Я посмотрел вопросительно, она поймала мой взгляд и добавила после паузы:

— Это хокку мой отец сочинил. Давно, когда я ещё маленькой была. Оно мне нравится. Напоминает мне о доме. А эта миска… она будто вся в светлячках.

— Пожалуй, — кивнул я.

— Знаете, я ведь не так давно узнала о своей номо-страховке, — девушка осторожно водила пальцем по рельефному золотому шраму. — Пару лет назад отец показал мне её и объяснил, как я могу ей воспользоваться. Я унесла бланк в свою комнату и долго его изучала. Если я правильно поняла, «Стандарт Плюс» выдаётся в случаях, когда решение принимают родители или опекуны, да?

— Именно, — подтвердил я. — Обычный «Стандарт» оформляется, если ребёнок сам обращается в «Nomokar Inc» за помощью, понимая, что у него проблемы с инвизом. Но такое бывает крайне редко. Инвизы — большие мастера манипуляции и с лёгкостью внушают своим подопечным, что в неурядицах виноват кто угодно, только не они.

Мне показалось, Мичико чуть поморщилась, когда я упомянул манипуляции. Похоже, ей было неприятно слышать, когда я отзывался об инвизах неодобрительно. Но здесь я не мог ей помочь. Моей работой было обеспечить её максимально правдивыми фактами, а факты были именно таковы.

— А что означают эти цифры в графе «Охотник»?

— Компания предпочитает держать реальные имена Охотников в секрете, поэтому используется только код.

— А нельзя встретиться с этим человеком?

— Боюсь, что нет, — покачал головой я. — Зачем вы хотели видеть его? Может я могу как-то его заменить?

Мичико бережно вернула миску на прежнее место.

— Я спросила, не особенно надеясь, что вы поможете мне найти его. Я пыталась это сделать ещё из дома, нащупать хотя бы какую-то ниточку, которая может привести к нему. Но… «Nomokar Inc» отлично заботится о персональных данных своих работников… А я… Я хотела бы спросить Охотника, не может ли он вернуть мне Одуванчика.

Здесь она сделала короткую паузу и закончила решительно:

— И мне кажется, я знаю ответ на этот вопрос: ведь если бы это было возможно, номо-страховка была бы не нужна.

— Вы правы, — подтвердил я, радуясь, что хотя бы в этой части мне не нужно было её переубеждать. — Инвизы, нейтрализованные номокаром, не возвращаются.

— А ещё… — кукольное лицо девушки напряглось и она бросила на меня короткий умоляющий взгляд. — А ещё меня мучает вопрос, не было ли Одуванчику больно, когда его затвайсили.

— О нет, не думаю, — сказал я. — Я видел сотни номо-имиджей, и ни на одном не было заметно даже тени удивления, не то, что боли. Они не видят опасности в человеке с номокаром и, думаю, даже не успевают понять, что происходит.

— И вероятность того, что Одуванчик был инвизом, практически стопроцентная, верно? «Практически». Значит, существует и вероятность ошибки?

— Вероятность ошибки существует всегда. Но… Понимаете… Вы всегда поступали, как он хотел, а не как того хотели вы. Это плохой знак, Мичико. Насколько я могу судить, в вашем случае ошибки не было, — мягко добавил я.

Девушка опустила голову, разглядывая свои маленькие, сложенные на коленях, руки. Мы помолчали. Похоже, у Мичико кончились вопросы. Теперь наступила моя очередь, и я бросил «пробный шар».

— Скажите, Мичико, — осторожно спросил я, — вы всё ещё сердитесь на своего отца?

Она посмотрела на меня растерянно.

— Я не знаю, — в её голосе звучало удивление. — Если бы вы задали мне этот вопрос вчера… Я правда не знаю. Если Одуванчик был инвизом, если Одуванчику на самом деле было неважно, что было хорошо для меня… Как говорится, ветер и цветок сливы не могут быть друзьями.

Она тряхнула головой, словно отгоняя печальные мысли.

— Я знаю, мой отец старался защитить меня. Но… Почему он не посоветовался со мной? Не дал мне попрощаться? Я не была готова, всё произошло так внезапно! Все эти годы я пыталась вернуться в тот день, когда мы сидели в саду за школьным стадионом, и объяснить ему… Объяснить себе…

Она прикусила нижнюю губу и я испугался, что она заплачет, но фарфоровая куколка не стала плакать. Она просто сидела, опустив голову, а я чувствовал себя препаршиво. В те далёкие времена, когда я подобно Мичико Ёсикаве сражался со своей потерей, мне никого не хотелось просить о помощи. Родители отвели меня к психологу, но я был так зол на них и вообще на всех взрослых, что практически не слышал ничего из того, что доктор говорил мне. Выйдя из его кабинета, я решил, что хочу разобраться в этом сам. И вот теперь я сижу в своём офисе напротив девушки, которая стесняется плакать в моём присутствии.

Я достал из папки номо-имидж инвиза Мичико и положил его на стол перед ней.

— Вы можете попрощаться с Одуванчиком сейчас, — негромко предложил я. — Мне почему-то кажется, вы уже готовы.

Она подняла голову и посмотрела на кусочек плотного картона на столе.

— Возможно, вы и правы. Наверное, пришло время отпустить его навсегда. Но… если можно, я хотела бы сделать это чуть попозже, когда я буду с ним наедине… Когда я буду одна.