Ненаглядная красота

Взяли шелка цветные невестки старшие, порвали, повыдергали, за окошко бросили; лежат шелка на зелёной траве, их солнышком печёт, частым дождиком сечёт.

Час прошёл, и другой прокатил, и третий пролетел.

Испугались тут невестки, что дело стоит. Ухватили шёлк с зелёной травы. Они его вяжут, они отряхают, ковры ткать садятся.

А лягушка ночью выпрыгнула на крыльцо, оземь грянулась и стала царевной-красавицей. Закричала она зычным голосом:

— Мамки-няньки, собирайтесь, снаряжайтесь шёлковый ковёр ткать. Чтобы был таков, на каком я у батюшки моего сиживала!

Как сказано, так и сделано.

Наутро проснулся Иван-царевич — у квакушки ковёр давно готов. Да такой ковёр, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Изукрашен ковёр златом-серебром, скатным жемчугом. Обрадовался Иван-царевич, к царю ковёр понёс.

Вот три сына перед царём стоят и три ковра на руках висят.

Поглядел царь на первый ковёр, говорит царевичу Фёдору:

— Твой ковёр только на конюшне держать.

Поглядел на другой:

— А этот в бане постилать.

Взял царь ковёр у Ивана-царевича:

— А это ковёр так ковёр, — на мой царский трон постелить!

Отдал тут царь новый приказ, чтобы все три царевича к нему на смотр пришли вместе с жёнами.

Опять воротился Иван-царевич домой невесел, ниже плеч буйну голову повесил.

Сидит лягушка в лукошке, квакает:

— Ква-ква, Иван-царевич, отчего кручинишься? Али услышал от отца слово неприветливое?

— Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка велел, чтобы я с тобой на смотр приходил. Как я тебя в люди покажу?

— Не тужи, царевич! Ступай один к царю в гости, а я вслед за тобой буду. Как услышишь стук да гром, скажи: это моя лягушонка едет в своей коробчонке.

Пошёл Иван-царевич один к царю.

Старшие братья пришли с жёнами. Разодеты невестки, разубраны, стоят — над Иваном-царевичем подсмеиваются:

— Что же ты без жены пришёл? Хоть бы в платочке принёс.

— И где ты этакую красавицу выискал? Чай, все болота исходил.

Горько Ивану-царевичу, а сказать-то нечего.

Вдруг раздался стук да гром, затряслись палаты царские, гости с лавок посыпались.

Испугался царь и царевичи, а Иван-царевич и говорит:

— Не бойтесь, люди добрые! Это моя лягушонка едет в своей коробчонке.

Тут подлетела к царскому крыльцу коляска золочёная, в шесть лошадей запряжённая; и вышла из коляски Василиса Премудрая, такая красавица, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать; плывёт, словно пава, во лбу месяц светит, под косой звезда блестит, на каждой волосинке жемчужинка висит.

Взяла она Ивана-царевича за руку, повела за столы дубовые, за скатерти браные. Иван-царевич с неё глаз не сводит, не налюбуется. Царь на неё глядит — улыбается, гости на красоту её радуются. А уж старшие невестки с зависти сохнуть начали.

Стали гости есть-пить, веселиться. Царевна из стакана изопьёт, а последки себе в левый рукав льёт; закусит царевна лебедем, а косточки в правый рукав спрячет.

Жёны старших царевичей то увидели, да и давай то же самое делать.

Вот заиграли дудки, забили бубны, пошли гости плясать. Вышла и царевна Василиса. Она павой плывёт, левой рукой махнёт — станет озеро. Поведёт царевна правой рукой — поплывут по озеру белые лебеди. Удивляются гости, дивуются.

Тут и старшие невестки пошли плясать. Махнули левыми рукавами — гостей забрызгали, махнули правыми — царю прямо в глаз костью попали. Рассердился царь и прогнал их с пира долой.

Стала Василиса песню петь — её гости заслушались, лебеди ей подтягивают, соловей в лесу трель подаёт.

А Иван-царевич потихоньку с пира вышел, домой побежал. Увидал в лукошке на лежанке лягушечью кожу, схватил, в печку кинул, большим огнём спалил.

Воротилась с пира царевна, к лукошку бросилась, поглядела в печь, — заплакала:

— Ах, Иван-царевич, Иван-царевич, что ты наделал! Ещё денёк бы потерпел, была б я навеки твоей женой, а теперь прощай! Ищи меня за тридевять земель, в тридесятом царстве у Кощея Бессмертного.

Обернулась царевна белой лебедью, да в окно и вылетела.

Заплакал Иван-царевич, а делать нечего. Обулся он, обрядился он и пошёл куда глаза глядят, искать свою жену милую.

Долго ли, коротко ли он идёт, по лесам бредёт, — попадается ему навстречу стар-старичок.

— Здравствуй, — говорит, — добрый молодец, чего ищешь, куда путь держишь?

Поклонился ему Иван-царевич низёхонько, рассказал ему всё скромнёхонько.

Покачал головой старичок:

— Эх, Иван-царевич, неразумный ты: зачем ты лягушечью кожу спалил? Не ты её надел, нечего тебе и снимать было. Тяжело тебе теперь Василису найти. Ну, да я тебе помогу. Вот тебе клубок; куда он покатится — ступай за ним смело.

Поклонился Иван-царевич старичку, бросил клубочек на землю, за ним вслед пошел.

Катится клубочек лесом, еловой чащобой. Вылез из берлоги Мишка-медведь. Хотел его Иван-царевич убить; заревел медведь дурным голосом:

— Пожалей меня, Иван-царевич, у меня малые медвежатушки в берлоге спят, есть-пить хотят. А я тебе долг отслужу.

Пожалел его Иван-царевич, не тронул, дальше пошёл.

Катится клубочек чистым полем. Вьётся, над полем ясный сокол. Хотел его Иван-царевич застрелить, — взмолился ясный сокол царевичу: