Ненаписанное письмо (СИ)

Затем ответила резко:

— Нет.

Воспоминание свернулось в точку и юркнуло под кровать.

Я попытался снова направить зрение туда, где ты находилась, но глаза не послушались и принялись очерчивать круги в воздухе. Их радиус доходил до стен, отталкивался от них и рвался к потолку. Там круги меняли свое направление, курсировали уже в другой плоскости, параллельной полу.

Я осознал, что меня тошнит. Закрыл глаза, но стало только хуже. Открыл. В тот же момент судорога прошла от шеи по левой руке и сковала ногу с этой же стороны. Затем начала дергаться правая нога. И дергалась она до тех пор, пока я не остался парализован. Грудную клетку придавило, горло будто бы перетянуло прочными грубыми веревками. Наступило удушье.

Я силился глотнуть воздух, каждый вдох давался с таким трудом, словно я выталкивал из грязи танк.

Снова опутали мысли о смерти.

Но она уже не казалась мне забавной, романтичной или героической. Потому что понял, что я в самом деле умираю. Умираю без шуток и натурально.

И какой бы ни была следующая жизнь (если она вообще случится), этой уже не будет. Я умру один, в неизвестности, на грязном полу, и по мне будут ползать пауки, мокрицы и кивсяки.

Вспоминая Сашины пророческие слова, я внутренне согласился с тем, что этот маленький инцидент не тронет по сути никого, кроме хозяина моего жилища. Но только лишь потому, что доставит неприятные хлопоты. А на родине могут ничего никогда не узнать. Даже ты ничего не узнаешь, Марта.

Лучше бы меня действительно сожрали акулы. Так был бы хоть какой-то шанс, что я не исчезну совсем бесследно для сводок новостей.

В чертовом колесе предсмертной агонии самым приятным оказалось забытье. Возможно, благодаря ему некоторые люди умирают без мученических гримас. Расставаться с жизнью в сознании — настоящий ад. Но, отключившись, я расслабился и утонул в безразличии.

2 октября

Вдруг я почувствовал шлепок по лицу. Голова вывернулась набок.

Последовал новый шлепок.

Его я ощутил намного явственнее и даже охнул.

Когда на лицо обрушился третий, я заворчал недовольно.

— Джей! Джей!!!

— Что?.. — простонал я, не понимая, какого хрена происходит.

Надо мной торчала чья-то физиономия. Я долго не мог разобрать, где у этой физиономии глаза, рот и нос, пока не догадался, что лицо перевернуто. Пенни склонилась так низко, будто хотела поцеловать. И это мешало сфокусировать на ней зрение.

— Джей! Что случилось? Джей!

Она тормошила меня как фруктовое дерево, полное спелых плодов. А в моей черепной коробке трепыхались разжиженные мозги, готовые вылиться через уши.

— Джей! Вставай! Джей! Джей!

— Доброе утро, Пенни, — наконец, произнес я убийственно хриплым голосом будто бы за меня чревовещал какой-то демон.

Она посмотрела так сочувственно, что вот-вот могла расплакаться.

— Доброе утро, Джей.

Пенни, насколько хватило сил, потянула меня с пола. Полностью поднять мою тушу, больше ее раза в два, она бы сумела. Я притулился спиной к кровати, оглядел себя: убедился, что все конечности в более-менее рабочем состоянии. Одолевала жажда и дикий желудочный голод. Вместе с тем бурлила тошнота и хотелось в туалет.

Пенни расположилась на кровати, смотрела на меня снова сверху вниз. Наверное, я казался ей жалким обдолбышем, коих тут можно встретить немало.

— Мне надо встать, — признался я.

Не без помощи Пенни я поволок свое бренное тело к туалетному уголку. Справлять при ней нужду оказалось не так страшно по сравнению с опасностью разрыва мочевого пузыря. Я подумал, что из Пенни вполне мог бы получиться неплохой врач. Или хотя бы медсестра.

Она ухаживала за мной как за неразумным дитем. Когда я все-таки принял горизонтальное положение в постели, Пенни подоткнула под голову подушки, а из пледа скрутила валик и уложила на него мои ноги. Она же меня раздела. Если уж она наблюдала за моим мочеиспусканием, то вид моего нагого торса ее вряд ли бы шокировал.

Наверное, я лишь тогда уверовал окончательно в ее женскую сущность. Так любовно и заботливо надрываться над чужим телом может только женщина. И я мысленно благодарил ее, но вслух мало что мог произнести. Сухость сковала мне рот и отупила до состояния чурбана. Пенни бережно поила меня из чашки. Я ощущал прохладную влагу губами будто нежные поцелуи невинной девы.

Когда я проглотил не меньше полулитра, Пенни отняла чашку и сказала:

— Она уехала.

Она?..

Ах, да. Саша уехала. Саша, черти бы ее драли, уехала…

— Ты очень проницательна, Пенни, — я криво усмехнулся.

Мое выстраданное возвращение к земной жизни после тяжелой передозировки марихуаной было ничем не легче умирания. В фильмах и книгах частенько фигурируют образы зомби — воскресших из мира иного монстров, которые носятся за перепуганными людьми, чтобы их съесть. В этом смысле я оказался очень вялым и скучным зомби — ни есть, ни убивать, ни гоняться за кем бы то ни было я абсолютно не хотел. Во всем остальном я вполне мог сойти за монстра из преисподней: желто-красные глаза навыкате, земельного цвета кожа, трясущиеся конечности.