Ненавидь меня

Я наблюдаю за ней в зеркало, когда она подходит, и от ее шагов поднимаются маленькие облачка пыли. Я делаю вид, что не замечаю ее, даже когда она подходит к окну со стороны водителя и стучит по стеклу. Не отрывая головы от телефона, я протягиваю палец и слышу, как она стучит по стеклу. Я наслаждаюсь ее разочарованием.

Когда я наконец обращаю на нее внимание, она смотрит на меня сверху вниз. Она нетерпеливо скрещивает руки, но все, о чем я могу думать, это о том, как от этого движения поднимаются ее сиськи.

Я опускаю стекло. "Я мог бы выйти, если бы ты не стояла перед моей дверью".

Ее губы дергаются. "Я буду внутри, в баре", — резко отрезает она. Когда она направляется к зданию, я слышу, как она бормочет. "Господи, мне уже нужно выпить". Мои руки сжимаются в кулаки, когда я смотрю вслед удаляющейся девушке.

Внутри салуна все именно так, как я ожидал увидеть снаружи. Пожелтевший американский флаг на стене рядом с пивными плакатами и оленьими головами. Публика — рабочий класс, над бильярдным столом, где собралось большинство людей, жужжит неоновая вывеска. Здесь пахнет старым сигаретным дымом и жареной едой, а деревянный пол липнет к обуви.

За большой дубовой барной стойкой стоит женщина в майке, она готовит напиток для Эффи. У меня волосы на затылке встают дыбом, когда я вижу, как все мужчины в этом месте бросают на нее косые взгляды. Рукава ее платья спускаются до плеч, демонстрируя бронзовые ключицы, и я готов поспорить, что каждый говнюк в этом месте представляет себе, как будет выглядеть этот участок кожи с его гребаной меткой на нем.

Как будто у них есть свой собственный разум, мои пальцы тянутся к пистолету, засунутому в джинсы.

Не то чтобы она была моей.

Но уж точно не их.

Я придвигаю табуретку рядом с ней, когда песня меняется и скрежет по полу становится громким в относительной тишине. Она бросает на меня косой взгляд и заканчивает разговор с барменом, как будто меня здесь и не было.

Я не люблю, когда меня игнорируют, это неуважительно. И это подлило бы масла в огонь, постоянно разгорающийся у меня под кожей, если бы я подумал, что она действительно меня игнорирует. Но это не так.

Она может не смотреть на меня, но все ее внимание приковано ко мне. Это видно по тому, как она возится со своей соломинкой, словно пытаясь успокоить зуд, вызванный моим присутствием. Это видно по тому, как она глубоко глотает, не делая ни глотка, отвечая на фразу бармена "Приятного аппетита" словами "Спасибо, вам тоже".

Она нервничает. Я заставляю ее нервничать. Это не новое понимание, но оно все равно восхитительно.

Когда бармен уходит, я поворачиваю ее вращающийся стул к себе. Ее руки взлетают для устойчивости, одна ложится на барную стойку, другая — на мое бедро. В моей груди мгновенно раздается гром при малейшем — пусть даже случайном — ее прикосновении.

"Если бы я не знал лучше, я бы подумал, что ты скучала по мне", — говорю я, глядя вверх и вниз между ее рукой на мне и ее глазами. Она отдергивает ее, оправляет юбку и выжидающе смотрит на меня. "Ты хочешь мне что-то сказать, принцесса?"

К барной стойке рядом со мной подсаживается пара мужчин, и она с беспокойством смотрит на них. Она встает. " Давай потанцуем".

Мой кулак сжимается в шар, и одновременно с этим сжимается челюсть. "Я не танцую".

" Ты слишком близко", — кивает она на мужчин.

"Тогда мы подвинемся". Я встаю и беру ее за руку, топая к высокому столу.

Она выдергивает свою руку из моей, и мне приходится бороться с желанием прижаться к ней покрепче. "А что, если кто-то снова подойдет близко? Мы не можем продолжать играть в лягушку в баре. Это чертовски подозрительно".

"Я думал, что смысл выбора места в глуши в том, что никто не узнает, кто мы такие".

"Это не тот риск, на который я готов пойти. А теперь, блядь, потанцуй со мной". Она хватает меня за бицепс, и я позволяю ей вытащить меня на танцпол, несмотря на протесты в моей голове. Я напрягаюсь, когда она кладет обе руки мне на плечи и прижимается бедрами к моим.

"Только не говори мне, что ты боишься немного потанцевать?" Ее губы сворачиваются в угол, и я прикусываю язык. "Ты убиваешь людей, зарабатывая на жизнь — и я уверена, что и для развлечения тоже, — но не умеешь танцевать?"

"Ты тянешь время".

"А ты боишься танцевать". Она улыбается и обхватывает мою шею руками, притягивая меня ближе, так что я вынужден раскачиваться вместе с ее телом. Я даже не могу оценить ее мягкие сиськи, прижатые к моей груди, или то, как ее бедра скрежещут о мои, из-за дурацкого шума в моей голове.

Шум, который требует, чтобы лис никогда не показывал слабость.

И как бы это ни было глупо, но танец — это слабость, а годы тренировок по выживанию заставляют меня трещать по швам, чтобы избежать этого.

Я притягиваю ее ближе к себе за талию и опускаю рот к ее уху. "Начинай говорить, принцесса".

"Что ты хочешь знать?" Ее собственное дыхание трепещет на моей шее, а в животе оседает тяжелая, горячая тяжесть.

Как звучит твой голос по утрам. Какие звуки ты издаешь во сне. Как бы ты смотрела на меня, если бы не презирала. "Все.