Ненавидеть, гнать, терпеть

Тут во многом сказывалась заслуга его матери. Вообще, родители и опекуны часто недооценивали ту роль, которую играли в жизни подобных детей. Брошенный ребенок окончательно уходит в себя, и через несколько лет до него невозможно достучаться. Те же, которые росли в любви, понемногу приучались отвечать, понимали, что от них нужно. Ожидать от них обычного поведения было невозможно, но по-своему они адаптировались.

При этом подвиг матери Арсения повлек за собой один важный побочный эффект, который она, похоже, даже не заметила.

– Я знаю, что многие участники проекта пытались наладить с тобой контакт. Не думай, что они делают это из некоего корыстного умысла. Ты им действительно интересен. Мне кажется, если бы ты приложил усилия, вы могли бы поладить.

– Общение… Не терплю общение, – Арсений отвернулся. – Не хочу с ним справляться.

Вот он, побочный эффект. Мальчик вырос эгоистом.

Очень часто родители таких особенных детей пребывают в полной уверенности, что эгоизм их отпрыскам вообще неведом. Арсения с детства убеждали, что он любимый, неповторимый, самый лучший на земле.

Это принесло положительные плоды в том плане, что изредка он удосуживался отвечать на вопросы в тему. Но при этом он действительно считал себя центром вселенной. Неясно, можно ли было избежать этого, а теперь уже вряд ли что-то изменишь.

– Сейчас расследование тебе неинтересно, не так ли? Ты мог бы уже завершить его, сказать нам, что случилось с Инной, но ты не хочешь. Может быть, захочешь позже? Или я могу сделать что-то такое, чтобы ты захотел?

Молчание. Он смотрел в окно, как будто и не замечал женщину, сидевшую напротив него.

– Думаю, твоя мама очень гордилась бы тобой, если бы ты помог нам, – не сдавалась Ланфен. – Ей было тяжело отпустить тебя сюда, но она решилась на этот шаг. Ты знаешь почему. Она мечтает о том, чтобы ты был полностью самостоятельным. Она любит тебя и готова быть рядом всегда, но знание, что при необходимости ты способен обойтись без нее, очень важно. Подари ей это знание, Арсений, помоги нам разобраться.

Не говоря ни слова, он встал со своего места и направился к лестнице. Ланфен не пыталась остановить его, она молча смотрела ему вслед. Ей было любопытно, смогла бы она пробиться к нему в этот его мирок, если бы ей дали больше времени, в других обстоятельствах.

Теперь точно не получится. А жаль. Она не лгала ему: если бы Арсений всерьез принялся за дело, результаты наверняка были бы потрясающими.

Что с ним дальше будет – непонятно. Весь этот огромный потенциал просто не используется год за годом, это как алмазная шахта, о которой все знают, но никто не может до нее добраться.

Попытки разговорить его несколько утомили Ланфен. К тому же ей снова пришлось полдня провести в полиции, рассказывая, кем был Всеволод Кадыченко и точно ли он утонул, а не попытался стать нелегальным эмигрантом.

Так что теперь, вечером, ей не хотелось работать или даже интересоваться, чем там заняты другие участники проекта. Она решила прогуляться перед сном, чтобы очистить голову от лишних мыслей.

Таких, кстати, хватало. Ее уже несколько дней не покидало ощущение, что она не тем занимается в жизни. Не на этом проекте, а в целом. Со времени смерти мужа она словно застряла на одной точке, и любое действие с ее стороны было почти инерцией. Он бы такого не одобрил. Как там Максим сказал насчет призраков?

Максим Белых был еще одной причиной ее дурного настроения. О нем Ланфен думала намного чаще, чем того требовали обстоятельства, чаще, чем он заслуживал. И все же было в нем нечто большее, чем ждут от простого фермера – или не простого, а талантливого, но все равно привыкшего жить в среде, которая предполагает совсем иное поведение.

Он же одевался как работяга, а демонстрировал манеры английского джентльмена. Не всем, впрочем. Только ей. Ланфен успела заметить, что общение с другими представителями их группы Белых строго дозирует, да и ведет себя по-другому.

Ну и что с того? Ей все равно не полагалось реагировать на это слишком бурно. Она здесь на работе, а он, может, хочет использовать ее, чтобы выиграть! Хотя, как ее можно использовать для этого, Ланфен не представляла.

Она старательно пыталась отвлечься от мыслей о Белых, а он словно не хотел позволять ей этого, потому что вскоре он появился у нее на пути.

Не узнать его было сложно даже в темноте здешних улиц: его медвежья фигура сразу обращала на себя внимание. В принципе человеку, незнакомому с ним, он сейчас показался бы угрозой: здоровенный мрачный дядька. Однако Ланфен не сомневалась, что никакой опасности от него исходить не может.

– Вам тоже не спится? – спросил Белых, когда они поравнялись.

– Рановато еще…

– Десять по местному.

– Для меня рановато. А вас что на улицы гонит?

– Когда я хожу, мне лучше думается. Да и надоел мне этот дождь.

Он двигался к отелю, но, когда они пересеклись, развернулся и пошел рядом с ней, как будто так и было задумано. Ланфен не стала возражать. Понятно, что он уйдет, если она захочет. Но она была не уверена в своих желаниях.