Ненавидеть, гнать, терпеть

– Если бы мы отправились в туристический центр, вам было бы чем заняться, – заметил Белых. – А так этот проект, я смотрю, не сильно вас развлекает.

– Было бы лучше, если бы я принимала участие в проекте. А развлечения большого города мне и не нужны. Напротив, если выбирать между деревней и городом, эта провинциальная тишина мне милее.

– Неужели?

– Она настраивает на отдых, – кивнула Ланфен. – Думаю, летом здесь красиво. Цветет все…

– Любите романтику цветов?

– Они не ассоциируются у меня с романтикой. Я никогда не получала цветов от мужчин.

Она понятия не имела, зачем говорит это. Ланфен, которая обычно четко взвешивала свои слова, осознавала, что теперь просто поддается настроению. Как какая-то гимназистка на первом свидании! Но это вообще не свидание, а она – уже не девочка, ей сорок почти, и она психолог. Она не может позволить себе такое поведение.

Но пока одна ее сторона возмущалась, другая, уставшая, наслаждалась моментом.

– Никогда? – поразился Белых. – Как такое возможно?

– То есть, конечно, я получала в подарок цветы, но это было связано с работой. Знаете, всякие официальные приемы, где всем дамам дарят цветы из вежливости. Мой муж таким не занимался. Он был очень щедрым, дарил мне дорогие вещи, но цветы – никогда. Он считал это необоснованной глупостью.

– Есть те, кто такого мнения придерживается, знаю. А другие ваши поклонники? Неужели тоже цветам бойкот объявили?

– В моей жизни был только муж. Другие поклонники меня не интересовали никогда, и, что бы они ни предложили, я не собиралась принимать это.

И снова она открывала ему те двери своей жизни, которые она считала самыми тайными. Ланфен обычно не обсуждала это даже с близкими подругами. Они были бы шокированы тем, что в свои тридцать девять лет она знала лишь одного мужчину, да еще и после того, как стала вдовой. Они бы ее не поняли.

Белых тоже был удивлен и не скрывал этого. Но он, судя по взгляду, понял все.

– Я редко завидую людям, – признал он. – Почти никогда. Не от собственной благодетели, просто потому, что редкие объекты считаю поводом для зависти. Но вашему мужу я завидую.

– Не стоит. Я согласна с тем, что вы сказали мне недавно – это форма эгоизма, моя любовь к нему.

– Это еще и верность себе больше, чем ему.

– Может, я просто боюсь начинать сначала?

– Нет. Я легко чувствую страх в людях. В вас его нет.

Они были далеко от гостиницы, когда начался дождь. Это было не легкое накрапывание, к которому они в эти дни привыкли, а ливень, причем такой холодный, что казалось, будто он вот-вот превратится в град.

Им стоило быть готовыми к такому – а они были не готовы, оба вышли без зонтиков и дождевиков. Но почему-то это не расстроило их, не разозлило, просто заставило бежать обратно к отелю. Он улыбался, Ланфен смеялась, она уже не помнила, когда последний раз позволяла себе такое. В этом вечере было что-то свободное и наивное, и ей было все равно, сколько ей сейчас лет, позволяет ли ее статус такое поведение. Она чувствовала, что рядом с этим человеком можно быть такой, он все поймет и никому не скажет.

Они вбежали в холл гостиницы, показавшийся необычно теплым после уличного холода. В такое время там было пусто, лишь администраторы с опаской поглядывали на них, да еще припозднившиеся Алиса и Вероника обсуждали что-то за чашкой кофе. Девушки, заметив их, переглянулись с нескрываемым весельем, а Алиса еще и подмигнула.

Ланфен это не смутило. Настроение было легким, как пузырьки шампанского. Она позволила себе расслабиться, отказаться от взвешенных решений и просто чувствовать. Она могла прекратить это в любой момент, но не хотела. Нынешнее настроение было гораздо лучше того, с которым она выходила из отеля.

Он проводил ее до номера. Это не требовалось и даже не обсуждалось, просто иначе и быть не могло. Они не произнесли ни слова, но Ланфен продолжила улыбаться. Внутри словно загорались одна за другой тысячи свечей, робкое дрожащее пламя, набирающее силу, танец огней на ветру в заброшенном храме, как будто ее тело уже знало что-то такое, что разум упрямо отрицал.

Они не остались прощаться в коридоре, оба оказались в номере, и дверь будто сама собой закрылась. Они прижимались друг к другу еще до того, как щелкнул замок.

Разум пытался возмущаться. Напоминал ей о том, что она не собиралась делать ничего подобного. Пугал тем, что Белых заподозрит ее во лжи: сама только что твердила о верности мужу, а теперь целуется с мужчиной, которого едва знает. Напоминал о том, что ей так много лет, у нее трое детей, репутация и все такое…

Ей было плевать на все. Она тянулась к этому мужчине не потому, что «надо бы» и «для здоровья полезно». Это было идеальное энергетическое совпадение, как будто перед ней был не человек даже, а сила природы, которой невозможно сопротивляться. Их тела слились в единое целое: каждое его прикосновение было правильным, достаточно нежным, достаточно агрессивным. Перед этим натиском все прошлое, заученное, наносное смывалось, оставляя место лишь желаниям.