Ненависть

Бобров, придвинувшись на своем маштачке вплотную к кузовку пролетки, склонился с седла к Татарникову и скороговоркой выпалил ему чуть не в самое ухо заговорщическим полушепотом:

— Важное дело имею к тебе, Алексей Ильич. И мешкать тут недосуг. Айда, айда. Поворачивай!

И Татарников, зябко передернув плечами, покорно тронулся вслед за Бобровым.

Минут пять спустя-они остановились возле наглухо закрытых старинных тесовых ворот с шатровым верхом, искусно украшенным по. карнизу накладным орнаментом. Рядом с воротами возвышался обшитый в елочку огромный крестовый дом, крытый железом. Заслоненный от улицы плотным строем могучих тополей, дремучими кустами сирени, акации, дом с закрытыми на засовы ставнями выглядел мрачным, глухим, как тюрьма. При виде этого дома и массивных, грузно осевших набок ворот у Татарникова с такой болью сжалось сердце, что он прикрыл глаза и едва удержался от подавленного стона.

Между тем хозяин, браво спешившись со своего маштачка, негромко стукнул три раза черенком степной казахской нагайки в крайнюю ставню и воровски прислушался к чему-то. Прислушался и притихший Татарников. Тотчас же послышался такой же троекратный и осторожный ответный стук из дома.

— Порядок! — вполголоса сказал Лука Лукич, подойдя к воротам.

Через две-три минуты внутри двора раздались частые, поспешные шаги. Певуче звякнул в замочной скважине повернутый в два оборота ключ. Прогромыхала выдернутая с явным усилием из скоб задвижка. И наконец хозяин, радушно посторонившись, пропустил гостя в настежь распахнувшиеся ворота.

Очутившись на просторном, опрятно убранном под метелку дворе, Татарников заметил громадного, похожего на льва, цепного волкодава огненно-рыжей масти. Свирепый с виду кобель ни разу даже не зарычал на него, а только строго следил за каждым его движением. Удивили Алексея Ильича и кирпичные, похожие на купеческие лабазы, амбары с железными дверьми и пудовыми замками на них. И по-острожному высокий бревенчатый забор, густо унизанный двухвершковыми гвоздями, торчавшими остриями вверх.

«Вот это крепость!» — подумал Татарников.

— Пошли чаевать, Ильич С конями у меня есть кому управиться, — сказал Лука Лукич, точно давным-давно были они с Татарниковым на короткую ногу.

2

Кузьма Андреевич Азаров выехал из Москвы к месту своего назначения в отличном купированном вагоне транссибирского экспресса. Азаров чувствовал себя, как он любил в. таких случаях говорить, в превосходной спортивной форме. Внутренне собранный, подтянутый, он и в самом деле выглядел моложе своих пятидесяти с лишним лет, посеребренные сединой виски не только не старили, а, наоборот, придавали открытому, добродушному лицу особую свежесть и чистоту. И это особенно заметно было в его облике в тот момент, когда губы Азарова трогала еле приметная, свойственная ему полузастенчивая, полувиноватая улыбка…

Новое назначение тревожило и радовало Кузьму Азарова по многим причинам Польщенный доверием, оказанным ему партией, он был встревожен принятой на свои плечи громадной ответственностью за успех нового. необыкновенно трудного дела, которое предстояло ему свершить с коллективом людей, ни одного из которых пока он не знал лично. Там, в неблизких от Москвы Северо-Казахстанских степях, где в канун революции провел он два года на положении административно-высланного из Екатеринбурга политического поселенца, — в этом полудиком тогда и теперь еще почти безлюдном крае ему предстояло организовать совершенно новое земледельческое хозяйство — зерновую фабрику с посевной площадью в двадцать тысяч гектаров. Не менее половины вековой целины надо было успеть распахать к осени этого года. Имея представление о тех условиях, в которых ему придется работать на новом месте, Азаров отлично понимал, что сделать это будет не так-то легко и просто. Страна, приступавшая к организации первых в истории государственных фабрик зерна, не имела в этом новаторском деле никакого опыта, как равно не имел его и он, потомственный токарь Кузьма Азаров, — нынешний директор вновь организуемого степного зерносовхоза, ни те люди, с которыми предстояло ему создать это новое хозяйство.

Шел тысяча девятьсот двадцать восьмой год.