Ненависть навсегда

За два дня, что жили вместе, они успели неплохо сдружиться. Нового соседа по койке звали Жемчужный Володя. Если фамилия Жемчужный ассоциируется с жемчугом, то сам Володя из-за своего высокого роста и худого телосложения, с круглыми глазами, напоминает скорее палку с двумя выпуклыми зенками. Волосы коричневые, лицо округлое, ни бороды, ни щетины нет. Над губой вылезли светлые волосики, которые растворяются при дневном свете. Внешность благородная, нрав дружелюбный, шутит и смеется так, будто находится где-то на воле, а не в колонии несовершеннолетних.

И какого будет его удивление, когда Глеба приведут в комнату умытого, в чистой одежде. Тот, наверное, привык к зловещему виду своего соседа.

– Про какую десятку мне мама только что говорила, Повислый? – дрожащие плечи до сих пор стояли перед глазами.

– Десятка в случае смерти малого. Ты кого-нибудь убивал?

– Нет.

– Ну и все!

Для того чтобы обернуться, пришлось замедлить шаг. Повислый ответил кривой улыбкой. Доверять этой усатой мрази нельзя. Тот сделал такое лицо, будто прочитал мысли, и толкнул Глеба. От большого шага цепь натянулась, железо впилось в ногу, раздирая кожу.

– Я тебе не Повислый, цыганенок! Заруби это себе на носу! Шире шаг!

«А я не цыганенок» Войнов Глеб стиснул зубы и с чувством загнанного в клетку зверя продолжил свое звонкое шествие дальше. Шажок правой, шажок левой, как в детском саду, но по-другому нельзя. Если цепь, соединяющая обручи на голенях, вновь натянется, то это причинит ему немало страданий.

Они уже приближались к концу коридора, как дорогу перегородил рыжий котенок, держа что-то серое в пасти. Выждав, когда Глеб остановится, он положил ему под ноги мышь и ступил назад, словно преподнес дар. Рыжая шерсть пестрела в тени, как пламя костра. Глаза напряженно выжидали.

– А ты ему нравишься, – выглянул из-за спины Повислый. – Такой же бестолковый малой: только спит и дерется. В натуре, не зря говорят, два дебила это сила.

Глеб хотел уточнить, имеет ли он в виду себя и Дежурного, но не успел. Последовал толчок в спину, из-за которого нога поехала по чему-то скользкому. Видя, как и из мыши вытекают кишки, Рыжик выгнулся колесом, выпустил когти и в ту же секунду ринулся на Повислого. Тот одним махом берца отразил атаку, и котенок улетел в тень.

Войнов Глеб сжал кулак, испытывая не меньшую боль, чем котенок. «Обязательно заберу тебя отсюда, когда буду выходить. Обязательно, помяни мое слово, Рыжик. Хоть через десять лет, но заберу»

Повислый отпер чугунную дверь и пригласил взмахом ключей на лестницу. Благо, подниматься пришлось на второй этаж. Большего бы Глеб не вынес.

На центральном проходе было много парней: кто-то драил полы, кто-то вытирал пыль со стен. Заключенных, притаившихся в темном углу, заметить удалось не сразу. Повислый указал на них пальцем:

– Вон, видишь, трутся у стенки?

Один стоял спиной к проходу, время от времени по-воровски оборачиваясь. Он пытался заслонить второго, своего товарища, который сидел и крошил на коленках табак.

– Шмон выдерживают, а на таких мелочах попадаются! Щеглы! – Пренебрежительно фыркнул Повислый, но затем, видимо, вспомнил, что разговаривает с таким же щеглом. – Давай, шагом марш! Только тихо! Не спугни мальцов.

Парни услышали лязг цепей, но слишком поздно. Повислый стоял позади, крутя дубинку. Несовершеннолетние зеки, и без того зашуганные, испугались на несколько лет вперед. Табак полетел на пол, когда они вытянулись по струнке.

– Залет! Отправитесь в ШИЗО!

– Нет, – залепетал тот, что крошил табак. Он метнул глазами в сторону Войнова Глеба. – Только не Штрафной Изолятор, пожалуйста…

– Тогда вы знаете, что делать.

Повислый шагнул одной ногой вперед, замер. Заключенные переглянулись, но никто спорить не стал. Сначала, опустившись на четвереньки, к сапогу приложился один, а затем второй провинившийся.

Хочешь избежать одиночки, подумал Войнов Глеб, целуй сапоги тюремщика. В этом вся жизнь.

Звон цепей слышно издалека, поэтому Жемчужный Володя смотрел на дверь, когда Глеб зашел.

– Ничего себе, ты умылся! – Он пробежался с ног до головы. – Стал похож на человека, но цепи почему не сняли?

– Считают меня за особо опасного заключенного.

– Интересно, с чего бы это?

– Сам понять не могу.

Боль вспыхнула, стоило Глебу приземлиться на койку. Он задрал обруч на ноге. Новая ткань еще не прорвалась, но кожа под штанами зудела. На запястьях картина не лучше: еще в первую ночь он пытался вытащить руку из обода и разодрал кожу до крови. Если ему прибавят десять лет к заключению, он лучше задушит себя этой цепью. Терпеть это не будет.

– Володя, скажи, а тебе ведь тоже большой срок грозит?

– С чего ты это взял?

– Мы с тобой в одной камере, а я, как видишь, «в почете».

– Вообще-то, нет, – Володя вытащил из-под матраса блокнот с пометками. – Меня должны выпустить через… через пять дней!