Я, двуликий мужчина, веду свою истинную, женщину, которую должен ценить и беречь превыше своей жизни, на смерть. Превыше, Лор! И в этом все дело. Даже превыше ее желаний и устремлений, если они несут ей угрозу. Превыше своего эгоистичного желания вцепиться в нее и оставаться до последнего рядом. Вот в чем главная неправильность происходящего. Я поддался, согласился на этот проклятый поход не из стремления действительно дать ей право решить за себя, какие поступки совершить, а какие нет. Никакого благородства. Я просто интуитивно выбрал путь наименьшего сопротивления. Вроде того, что если уж все летит в ад, и так, и так миру, возможно, конец, то я лучше проведу последнее его время, наслаждаясь любовью своей пары, соединяясь с ней полностью, а не сражаясь и давясь ее ненавистью и сопротивлением, если уволоку в убежище и стану удерживать против воли. Мои удовольствие, удобство и похоть против моих священных обязанностей хранить и защищать любой ценой.
— Буди Кририка, только не шуми, — приказал я бейлифу и начал одеваться.
Пока бейлиф откапывал мага и расталкивал его, я рылся в торбе, разыскивая там карту. Вышел под небо, которое из бархатно-черного со сверкающей россыпью звезд стало просто мрачно свинцово-серым, и задрал голову, борясь с царапающим изнутри горло воем тревожно заметавшегося зверя, что требовал вернуться к нашей истинной. Ему расстояние до нее, даже такое мизерное, после столь долгого мучительного пути к обретению — это реальная боль, которой он щедро и со мной делился, не церемонился. Но то ли еще будет, мой мохнатый дружище.
— Да отцепись ты от меня! — пытался возмутиться маг, которого Гаррет просто вынес вместе с частью укрывавшей его сухой травы, очевидно решив, что тихо разбудить того внутри — без шансов. — Что такое-то? На нас напали?
— Туда! — кивнул я обоим отойти подальше и оглянулся на вход в хижину.
Все мои инстинкты двуликого орали: нельзя разлучаться со своей парой. Цель жизни любого из моего племени в обретении своей половины. Лишь если ты рядом, то можешь быть уверен, что она сыта, обогрета, удовлетворена и защищена. И я именно им и следовал до сих пор, вот только это оказалось неправильно. Не для той ситуации, в которой мы сейчас. Я не справился ни с чем. Моя женщина прежде уже терпела от меня унижения, душевную боль, предательство. Я допустил то, что она пострадала физически, она мерзла, чуть не была сожжена заживо, могла утонуть, бегала, как загоняемая дичь, теперь больна. А все почему? Потому что я дерьмовый самец, а мужчина и того хуже.
Я хотел или, скорее всего, нуждался иметь ее рядом, но только всегда на моих условиях, так, как считал приемлемым для себя. Даже когда она сама ко мне вернулась. Сама! Пока я сидел тут на заднице и упивался бесполезным, но стабильно глушащим боль существованием, мне в голову пришли лишь два возможных варианта развития событий: либо я тащу ее в земли Первых Истинных и мы живем там сколько уж будет отмеряно, либо я, как сейчас, весь из себя герой, иду с ней рука об руку в вотчину Иральда. А ведь и правда в глубине души ощущал себя чуть ли не героем и по отношению к Летэ (а как же, я же переступил свою гордыню и многолетнюю ненависть, простил, понял, дал ей таки свободу выбора, позволил идти в поход и сам пошел, типа, подставил надежное плечо), и по отношению ко всем, кого мы, сопутствуй нам удача, спасем. Какая же, мать его, несусветная брехливая чушь! Кто я на самом деле? Эгоистичный м*дак, сопровождающий свою женщину на смерть, пользующийся возможностью потрахивать ее по пути и вполне этим довольный. А еще уверенный, с какого-то хрена, что смогу что-то там сделать по приходе, предотвратить ее попытку самопожертвования. И это зная уже мою Летэ, ее упрямство, скрытность и тщательный подход ко всему, за что берется? Она же сразу сказала, что у нее есть способ избавиться от моего участия, когда посчитает нужным.
Все, что и следовало мне сделать с самого начала, — это действительно спрятать ее, убедиться в ее безопасности, но не сесть рядом, довольствуясь чем есть, а пойти в этот сраный поход самому. Удел женщины — вдохновить мужчину, дать ему то, за что можно и нужно сражаться, а не идти на бесову войну и жертвы самой. Обязанность мужчины и самца — пойти и выгрызть для своей истинной безопасность и право на жизнь, даже ценой своей собственной. Я ведь это уже осознал в тот момент, когда угроза ее потери встала передо мной со всей отчетливостью. Я могу жить в мире, где она с другими, где я ее ненавижу, презираю, да хоть каждый день проклинаю, но жить в мире, где ее не будет, невозможно для меня.
— Тише ты! — приструнил бейлиф все еще ворчавшего сонного мага и швырнул ему вещи, которые принес под мышкой.
— Да покажите уже мне, где враги! — прошипел тот сквозь зубы, озираясь и торопливо одеваясь. — А где твоя женщина?
— Кририк, скажи мне, ты сможешь прямо отсюда открыть этот свой проход обратно в твое убежище? — сразу перешел я к делу.
— Не понял, — мотнул растрепанной башкой маг, залупав опухшими глазами. — Мы что, возвращаемся?
— Возвращаетесь вы втроем.