Ненавистный брак

— Ваш сын, князь, родился семимесячным, из-за несчастного случая, подстроенного Масловой, — сказал доктор, первым начиная разговор, — и это едва не стоило жизни Вашей жене. Эти письма, как Вы и сами видите, были написаны в Керловке… еще до свадьбы… Выходит, что княгиня и Лаврецкий не обманывали Вас…

Пошатываясь, Карелин добрел до кресла и рухнул в него, сжав виски руками. Его колотил озноб, а голова трещала так, словно вот-вот взорвется. Он посмотрел на доктора и снова попросил:

— Прочтите еще раз… прошу Вас… В этих письмах говорится о полковнике Керлове… и о том, что Павле Петровне не нравился Федор…

— Да, князь, и в каждом письме Елизавета Ивановна просит Лаврецкого понять причину, по которой она не позволяет ему большего: она хотела подойти к алтарю чистой, как розы, о которых она упоминает в последнем письме. По ее словам эти розы росли в их имении, неподалеку от пруда.

— Розы, действительно, росли там… почти одичавшие… белые… совершенно белые, без единого пятнышка…

Неожиданно в руки доктора попало иное письмо, ничуть не похожее на остальные. Его написала Федору Павла Петровна. В нем не было простоты, искренности, нежности. Это письмо лишало несчастного Лаврецкого всякой надежды: в нем говорилось о знатности, богатстве и могуществе Карелина. Когда Лев Ильич закончил читать, Александр со сверкающими глазами и трясущимися губами уже стоял рядом с ним. Лиза была невиновна! Федор Лаврецкий никогда не был ее любовником! Письма доказывали чистоту и невинность юношеской помолвки. Лиза много раз твердила ему, что солгала из гордости, а он ей не поверил! Она поклялась своим отцом, а он, отдав ей сына, заявил, что всегда будет презирать ее!

— Я — самый подлый и презренный из людей! — простонал Карелин. — Я сам отдал ребенка в руки вора и нищенки. А ведь это, в самом деле, был мой сын… Мой наследник! Сын невинной, чистой женщины, верной жены, которую я обидел с самого начала. Лиза! Лиза!

— Все верно, князь, — жестко ответил доктор, — сын самой лучшей женщины на земле…

Счастье и пьянящая гордость разом всколыхнулись в душе князя, но жестокая, ледяная лапа боли и терзаний тут же придушила радость:

— Я мог убить собственного сына, — потерянно пробормотал Александр. — А как я обидел Лизу! Она никогда не простит меня! Я проклял ее, назвал беспутной шалавой! О, господи!

Карелин выскочил из комнаты, крича, чтобы ему подали лошадь. Лев Ильич попытался образумить князя, сказав, что в Киев сподручней ехать в экипаже. Ошеломленная Катя торопливо бежала к сыну.

— Матушка! — воскликнул Карелин и взволнованно обнял Катю, забыв, что обещал не называть ее матерью при всех. — Я хочу взять тебя с собой. Ты — единственная, кто сможет все объяснить Лизе… Тебя она поймет! — И, видя удивленный взгляд старушки, добавил: — Я все объясню по дороге… Мы поедем в самом лучшем экипаже… Николашка, Владимир… Сашко… шевелитесь живее! Она невиновна, матушка… Как ты думаешь, Лиза простит меня?

— Может, и не простит, сынок, но мы поедем просить прощения, — сказала Катя, поняв все с полуслова.

Когда все уже было готово к отъезду, в имение прибыл хорунжий с казаками и привез депешу от царя. Пока Александр распечатывал конверт, Лев Ильич и Катя, молча, смотрели друг на друга. Гвардейцы топтались во дворе, ожидая командира. Удивление на лице князя сменилось холодным, надменным спокойствием, а в глазах сверкнула ярость. Он повернулся к хорунжему, вытянувшемуся перед ним во фрунт.

— Вы, должно быть, счастливы быть моим конвоиром, — с горькой улыбкой обратился к казаку Карелин и, повернувшись к живо подбежавшему доктору уже спокойно добавил: — Я должен незамедлительно предстать перед царем.

— Оно так, Ваше благородие, — ответил хорунжий, — по высочайшему повелению государя я должен сопроводить Вас в Киев.

— Матушка, — князь повернулся к побледневшей Кате, — мы вместе поедем в Киев, к Лизе. Нет лучшего адвоката и посредника между нашими сердцами, чем ты. Полагаю, этот приказ государя неспроста. Как пить дать это дело вражеских рук… без графа Кумазина с женой тут не обошлось, да и без Лаврецкого с Дмитрием, пожалуй, тоже. Они явно что-то замыслили. Я поеду верхом вместе с конвоем, а ты поедешь в экипаже вместе со Львом Ильичом. За старшего в усадьбе останется Владимир, а Николай будет править лошадьми… Не будем терять время, прошу тебя.

Карелин быстро вышел, и Катя с доктором остались одни. Лев Ильич поднял голову и застыл в изумлении, увидев спускающуюся по лестнице и оглядывающуюся по сторонам Наташу.

— Где князь? — властно и надменно спросила она, наконец.

— Она приехала с Александром, доктор, — пояснила Катя, взглянув на оторопевшего Льва Ильича. — Снова обвела его вокруг пальца.

— Что ты сказала, старая гадюка? — злобно прошипела Наташа.

— Выбирайте выражения, коллега! — вспылил Лев Ильич.

— Я назвала ее старой гадюкой, и это еще слабо сказано, она заслуживает большего. Вы с ней — мои злейшие враги, но скоро я вышвырну отсюда вас обоих. Очень скоро вам придется уехать, доктор, а что касается этой наглой, строптивой прислуги…