— Вашими молитвами, батюшка… — смущенно пробормотала Лиза. — Да Вы садитесь, батюшка, садитесь… — Она робко и опасливо покосилась на Федора и увидела застывшую на его лице безграничную печаль. Александр сидел рядом с женой; его загорелое и продубленное всеми ветрами лицо излучало силу и здоровье. Разница между двумя мужчинами была огромной и явно не впользу Лаврецкого.
— После ужина будут музыка и пляски, — заметил Карелин, — и там мы сообщим всем добрую весть. Я хочу, чтобы домашние слуги первыми отпраздновали это событие. Завтра в селе будет праздник, и все узнают, что очень скоро в Карелинке появится наследник.
— Но, Алекандр, — слабо запротестовала Лиза, — ребенок еще не родился, и…
— Когда он родится, праздник продлится целый месяц, и не только в Карелинке, но и в Николаевке, в ладожской усадьбе и на донских угодьях. А как только ты сможешь отправиться в дорогу, мы поедем в Петербург и снова откроем двери тамошнего карелинского особняка, который тридцать с лишним лет стоял закрытым.
— Ваша радость вполне оправданна, князь, — довольно заметил поп. — Для Карелинки это будет величайший день, и самое время прямо сейчас начать праздновать появление наследника.
— Лиза, разве ты не рада? — спросил Александр, глядя на жену.
— Конечно, рада, Александр, — уверила мужа Лиза, купаясь в нежной ласке его глаз. — Я так же рада, как и ты.
Счастье переполняло молодую княгиню, отражаясь на ее лице, и она с радостью подняла свой бокал. Дрожа от счастья, князь тоже поспешил поднять бокал и осушил его до дна. Лиза, напротив, пила неторопливо, маленькими глотками. Федор от волнения пролил вино на скатерть и смущенно извинился.
— Вы еще слабы, не придавайте этому значения, — добродушно принял извинения Карелин. — К тому же, пролитое вино — к счастью. Господин Ежов, друг мой, Ваш приход в этот дом станет для меня незабываемым.
— Мой приход? — изумленно переспросил как громом пораженный Лаврецкий.
— Да, порой, обстоятельства сводят и соединяют нас, — глядя на Лизу, заметил Александр. — Ваше появление здесь при тех печальных обстоятельствах и в Вашем плачевном состоянии, ужасно напугало мою жену. Увидев Вас, она от страха и волнения лишилась чувств, и, должен признаться, поначалу я проклял Вас и Ваше вынужденное появление, но, потом, узнав истинную причину ее недомогания, я подумал о символичном и странном совпадении: ваше несчастье возвестило мне о моем безграничном счастье. За моего сына мы уже выпили, так давайте же выпьем за Вас и за счастливый случай, позволивший моим людям подобрать Вас на дороге и спасти Вам жизнь.
— За самую прекрасную из христианских добродетелей[3]
и за старейшую в Малороссии традицию — за гостеприимство… — неторопливо и торжественно произнес поп.— Давай выпьем за нашего гостя, Лиза, — предложил Александр.
Сидящие за столом снова наполнили и подняли бокалы. На этот раз Федор выпил вино, не пролив ни капли, и его губы печально сжались от горечи, вызванной ревностью, отчаянием от невозможности вернуть утраченное и неоправданной жаждой мести.
За ужином говорили о том, что Лиза успела сделать в деревне. Поп снова и снова повторял, что все сельчане возносят ей хвалу, благословляя за сделанное, а Лев Ильич заверил, что ее станут восхвалять еще больше, если благодаря ее заботам у крестьян станут рождаться крепкие и здоровые дети. Смеясь, Карелин признал, что он с радостью подчинился приказам жены и не пил ничего крепкого, а поп добавил, что по его примеру никто не нарушал закона, установленного княгиней.
— Полагаю, что карелинские крестьяне по опыту знают, как опасно неповиновение князю, — слегка иронично заметил Федор. — Своим напором и решимостью он знаменит далеко за пределами Малороссии.
— Признаю́, я часто бываю неуступчив, резок и прямолинеен, — ответил Александр, — но стремлюсь всегда быть справедливым. К чему-то я могу относиться терпимо, но есть одна вещь, с которой никогда в жизни я не примирюсь: ложь и лицемерие. Если кто-то когда-то рассказал Вам о жесткости моих методов, дружище Ежов, то он приврал, стараясь одурачить Вас. Ложь — это единственное, что делает меня неумолимым… и, скорее всего, так будет до самой смерти. Таков мой характер. Я могу простить все, даже самую горькую правду, лишь бы человек всегда был искренним, но ложь никогда не разжалобит меня. — Александр сияющим взором окинул сидящих за столом людей. Священник степенно наклонил голову, соглашаясь с ним. Федор сжал губы, изобразив подобие улыбки, а Лев Ильич молчал, не двинувшись с места. Возможно, он был единственным, кто заметил, как побледнели цветущие щеки Елизаветы Ивановны и легонько дрогнули ее белые руки.
После ужина, когда в уютную гостиную подали кофе, Александр сказал:
— Лиза, сейчас начнется небольшое представление, устроенное в твою честь. С того берега пришли хлопцы с бандурами. Во дворе уже расставили стулья. Вот Вам великолепный случай побывать на настоящем малороссийском гульбище, дружище Ежов, если Вы никогда не бывали на нем.