На кладбище довольно многолюдно. Бабушка была учителем музыки, и очень многие из присутствующих — бывшие коллеги и ученики, с которыми она поддерживала тесную связь. Все подходят к маме с папой и приносят свои соболезнования. Не знаю, как она держится, потому что даже сквозь большие солнечные очки я вижу её состояние. Более того, я чувствую его.
От того, что я плачу уже на протяжении нескольких суток, дико раскалывается голова. Но я упорно продолжаю прожигать взглядом свежую насыпь, несмотря на то, что все уже разъехались. Мы не поедем на поминки: в один голос мне запретили это и Яр и папа, но, если честно, то и я не вижу в этом смысла. Она же
— Несколько минут и поедем. — практически беззвучно произношу и будто бы скидываю с себя защитный щит Яра — отстраняюсь от его поддерживающих объятий.
На негнущихся ногах делаю несколько шагов и касаюсь креста. Никогда не была религиозной, но именно в этом месте крест — единственная связь с бабушкой. Падаю на колени от того, что не справляюсь с душащий осознанием. Её больше нет. Нет и не будет.
— Я люблю тебя, бабуль. — грустно улыбнулась. — Не оставляй меня никогда, пожалуйста.
Наверное, я просидела достаточно долго, раз Яр не выдержал и сам пришёл за мной:
— Моя маленькая, пожалуйста, перестань истязать себя. — отряхнул испачканные голые коленки. — Держись за шею. — подхватил меня и понёс к машине. Посадил на сидение и протянул маленькую бутылочку. Не глядя, щедро отпила и чуть не взвыла от того, как сильно обожгла горло горькая жидкость.
— Что это? — прохрипела.
— Коньяк.
— Я не пью! — попыталась высучить бутылку назад Нечаеву, но он практически заставил продолжать пить.
— Я знаю, но это тебе сейчас нужно. Я не могу тебя больше кормить успокоительными. Давай, до дна.
Превозмогая неприятные чувства, зажмуриваюсь и выпиваю алкоголь. Боже, как это отвратительно! Ненавижу пить. Откидываю голову на подголовник и понимаю, что меня дико колотит. Зубы стучат, руки трясутся, спина покрылась мерзким ледяным потом — мне никогда еще не было так плохо, я будто в бреду. Яр открывает заднюю дверцу машины и буквально засовывает меня туда, а следом залезает сам. Наверное, если бы машина не была настолько просторная, то провернуть сей прием было бы гораздо сложнее.
— Иди ко мне. — прижимает к себе так, будто готов защитить от целого мира. — Скоро полегчает, солнышко. Потерпи чуть-чуть. — гладит по волосам, прижимаясь губами ко лбу. Утыкаюсь ему в плечо и пытаюсь успокоиться и абстрагироваться. Как же плохо! Постепенно подстраиваюсь под размеренное дыхание Яра и чувствую, что коньяк начинает действовать — меня неизбежно клонит в сон. Сон, а значит и забвение. Забвение, какое-же это прекрасное слово.
Просыпаюсь от резкого хлопка багажника позади. Кто-нибудь, выключите звук! Чувствую себя ужасно помято, хочется минералки и поесть. Голова просто трещит по швам, и это не только благодаря небольшой, но для неподготовленного организма ударной дозе алкоголя: отбойные молотки бьют по мозгу, потому что я умудрилась убито дрыхнуть вниз головой на заднем сидении машины Ярослава. За окном уже смеркается. Интересно, который час, где мы находимся и где собственно Яр.
Будто бы по мановению волшебной палочки дверца с моей стороны открывается и передо мной предстает господин Нечаев во всей красе. Прижав ладони к вискам, в надежде, что это уменьшит пульсирующую боль, со скрипом перевожу себя в сидячее положение.
— Больно? — тихо спрашивает, за что я в мгновение становлюсь ему безумно благодарна. Скажи он это на пару децибел выше — и меня просто разорвет изнутри.
— Очень. — хнычу от безысходности. — Где мы? — невидяще оглядываюсь по сторонам.
— Приехали. Уже возле дома. — просто отвечает. Вдыхаю свежий вечерний ветерок и мечтаю о том, как снова лягу в свою уютную кровать, только на этот раз принимая адекватное положение тела. Кажется, что прошла целая вечность с того момента, когда я была в нашей с родителями квартире последний раз.
— Яр, сходишь за минералкой? — жалобно сморщила нос. — Там палатка за углом. — придерживаемая парнем, вылезла из машины.
— Малышка, мы возле моего дома. — прошелестело над ухом.
— Как возле твоего дома?! — удивилась. — Я хочу к себе. — протянула. — Верни меня туда, пожалуйста. — кинула безжизненный грустный взгляд. — У меня там пижама любимая и плед пушистый. — пролепетала.
— А у меня кровать мягкая. — обхватил меня за талию и повел к подъезду. — Твои родители вернутся минимум через четыре дня, до тех пор поживёшь у меня. Одну я тебя в таком состоянии точно не оставлю. Еле живая ходишь. — отчитал.
— Но, я хочу, — не успела договорить, как меня перебили твёрдым голосом, не терпящим возражений:
— Разговор окончен. — непоколебимый строгий взгляд дал понять, что я ничего от него не добьюсь. — Сегодня как-нибудь без пледа с пижамой перебьешься, а завтра подброшу тебя с утра, соберешь необходимые вещи.
— Ладно. — нехотя пересилила желание побыть в одиночестве. — С минералкой-то что? — черт с ним, со всем. Я хочу соленой газированной воды!