Ненавижу, потому что люблю

Правда, как я понял, в сговоре участвовали только наши родители, королевская чета и родители той девчонки, которая ни сном, ни духом про помолвку не знала. Как я и говорил, мы с Тимом-то узнали, потому что случайно подслушали, сидя у раскрытого окна поздно ночью, когда родители решили, что мы спим и видим десятые сны, в то время как их сыновья, пытались бросить вызов на подпольных боях сильнейшим. Правда нас обсмеяли и вытолкали взашей, но мы своего добьемся. Точнее я.

Тимур гулко сглотнул и уставился на меня бешеными вращающимися во все стороны глазами. Если бы не трагизм момента, я бы покатился со смеху, а тут выглядел ничем не лучше Тима. И что мог сделать в эту минуту? Просто похлопал его по плечу, предлагая держаться.

— Слушай, Тим, — прошептал я, — это же отличный выход, ты кроме своих цифр ничего вокруг не видишь, наконец-то появится та, кто будет тебя кормить, носки убирать, огрызки выкидывать. — помолчал минут пять, давая свыкнуться с мыслью несвободы, — помидоры нести? — вот тут оторвался как мог, за что тут же получил затрещину, больно стукнувшись скулой о фасад дома.

Глава 4

Кокон сняли быстро. Правда пошевелить ни рукой, ни ногой так и не смогла. Мышцы атрофировались и не желали подчиняться.

— Мышечная атрофия, — констатировал Дима, и пояснил, — ну это когда мышцы в объеме уменьшаются, а на некоторых участках тела даже исчезают. Ты же лежала, ничего не делала, — сказал так, как будто я специально лежала, не желая вставать, ходить, бегать. — Ну что ж, — хлопнул он в ладоши, — мышечная ткань атрофировалась и исчезла. Рекомендуем изменить образ жизни с лежачего на активный, диету и специальные упражнения.

Легко сказать, изменить образ жизни с лежачего на активный. Когда я ни рукой, ни ногой пошевелить не смогла, только мышцы глаз активно заработали, пытаясь рассмотреть, что там вообще со всем моим телом происходит, и есть ли оно, то тело.

— Везите меня домой, — скомандовала, когда на меня натянули одежду из мягких тканей, кожа отвыкла от одежды и теперь было такое ощущение, что терло повсюду, где только можно.

В зеркало принципиально не смотрела, да и на руки свои боялась посмотреть, не то что потребовать зеркало. Отражение себя я видела в жалостливых взглядах медсестры, пыталась поймать в глазах Льва. Но брат тот еще жук. Лицо его не выражало абсолютно ничего. Прямой взгляд, ни жалости, ни сострадания, ни отвращения. Вот и какая я, пойди пойми.

Мила, как только зашла, вдруг всхлипнула, закрыла лицо руками и убежала из палаты, Генрих остался, правда избегая моего взгляда.

— Сейчас я распоряжусь насчет носилок, — сказал Дима, но Лев остановил его взмахом руки.

— Эту тощую особу донесу сам, — и он подхватил меня на руки, одну мою руку положил себе на плечо, вторую, чтоб не болталась уместил мне на живот, рукой сделала попытку уцепиться ему в плечо. — Ну все сеструха, держись, я тобой теперь лично займусь, — тихо выговаривал он мне, широким шагом шагая по больничному коридору. — У меня и план разработанный есть, и комната розовая должна поспособствовать твоему выздоровлению. Я сделаю из тебя богиню, моя Галатея.

— Ты что несешь, — шипела, дико вращая глазами, даже шея не хотела мне подчиняться, настолько ослабла.

— А то, что теперь я твой тренер, лечащий врач, твоя сиделка и прочее, прочее, сразу предупреждаю! Уж извини свое чувство стыда придётся засунуть тебе куда-нибудь подальше, у меня на тебя долгоиграющие планы, девочка. — и братик не то чтобы больно, но очень чувствительно ущипну меня за задницу.

— Ой, — взвизгнула я, — больно же. Дядя, он дерется, — пожаловалась уже в машине.

— Лев?! — реакция последовала тут же.

— Папа, я ее воспитываю, — брякнул Лев и снова ущипнул меня чуть пониже спины.

— Я отомщу тебе, — попыталась дернуться, да вот только бесполезно.

— Конечно, конечно, — заверил меня мой верный друг, — как только, так сразу.

Во дворце со страхом ожидала, когда меня внесут в розовый ужас. Со Льва станется, я точно знаю. Поэтому, как только меня занесли в комнату, я первым делом зажмурилась и открыла глаза после того, как меня не очень-то и ласково уронили на постель.

— Тощая, тощая, а кости тяжелые, — проворчал Лев, открывая шторы, окна и впуская свежего воздуха. — Вот тут ты теперь будешь обитать, прости, но сделал все по своему вкусу, придешь в себя переделаешь.

Я с изумлением огляделась. Широкая кровать с бортиками, у лица подвешено какое-то приспособление.

— Это что? — указала глазами я на висевший передо мной треугольник.

— Это, чтобы ты могла сесть, когда руки научишься поднимать.

— Угу, — буркнула и с трудом повернула голову вправо.

Комната была золотистой в бежевых тонах, никакого намека на розовый, да и намека на девичью не было в ней от слова совсем. Комната больше напоминала спортзал. С каким-то приспособлениями, тренажерами, палками.

— А ты ничего не перепутал? — проблеяла испуганным голосом, — где мои куклы, плюшевые зверята, зеркала, гардероб с платьями, в конце концов!