Ненавижу за любовь

– Скажи, Елизавета, а кто у вас лежит в отдельной палате?

– Так король же лежит!

– Веди меня к нему.

Отдельная палата была гораздо меньше общей. Я вошла в нее и увидела Вячеслава. Конечно, это был он, исхудавший, с лихорадочным блеском в глазах, но, несомненно, он. Я хорошо запомнила его фотографию в стоматологии «Ультра Дент».

– Вячеслав Афанасьевич, – начала я.

– Это король! – вмешалась Елизавета.

– Подожди, не мешай, – одернула я ее.

Елизавета прищурилась и как-то нехорошо посмотрела на меня.

– Простите… ваше величество, – исправилась я. – Позвольте мне поговорить… получить аудиенцию у… короля.

Елизавета величественно кивнула и вышла из палаты.

– Кто ты? – слабым голосом спросил Яковлев.

– Скажите, как давно вы здесь находитесь?

– Не знаю… не помню.

– А Мирославу Позднякову помните?

– Нет… Кто… это…

С ним все понятно. В таком состоянии действительно затруднительно, мягко говоря, провернуть всю операцию по виртуальному ограблению и обналичиванию денег.

Я вышла из палаты. В коридоре мелкими семенящими шажками прохаживалась Елизавета.

– Теперь я покажу тебе наши истории болезни, – тоном, не терпящим возражения, сказала она. – Следуй за мной.

Очень кстати, подумала я, надо все-таки точно установить, когда сюда поступил Яковлев.

Мы вошли в небольшую комнатку, всю обстановку которой составляли два шкафа, письменный стол и стул. Я раскрыла дверцы одного из шкафов, вытащила стопку карточек, положила ее на стол и начала их перекладывать. Больной Михайленков, больной Скоробогатов… Это все не то… Поехали дальше. Больной Растороцкий… Ага, нашла: «История болезни Яковлева Вячеслава Афанасьевича». Я перелистала несколько страниц. Мне не все было понятно, особенно медицинские термины. На одной странице я прочитала, что у больного имеются «слуховые вербальные императивные псевдогаллюцинации», он жалуется, что в голове «звучат голоса», которые «приказывают, управляют, говорят ужасные вещи». Наконец, следовало заключение, что «данное состояние можно трактовать как галлюцинаторно-параноидный синдром»…

Так, что там еще? «У больного имеются нарушения в сфере мышления», «соскальзывающие ассоциации», «формирование паралогичных умозаключений, нарушение абстрагирования». Врач рекомендовал лечение «нейролептиками с преимущественно тормозным эффектом в быстро нарастающих дозировках: аминазин, тизерцин… нейролептики с антипсихотическим действием: галоперидол, триседил… корректоры: циклодол, артан…», и еще целый абзац с перечнем препаратов. Мамочка родная, сколько же Яковлев проглотил всего этого… Пожалуй, после такого количества психотропных медикаментов так «затормозишься», что забудешь, кто ты и как тебя зовут.

А где же дата поступления в стационар? Да вот же она, на первой странице истории болезни: 15 марта 20… года. Да, находится здесь Вячеслав Афанасьевич почти три месяца. Это что означает и доказывает? Это доказывает то, что к ограблению Мирославы он не имеет никакого отношения и мне здесь делать больше нечего. И если так, то возникала новая задача – благополучно выбраться на волю. Для начала необходимо было спуститься на первый этаж, в женское отделение.

– Елизавета, – позвала я, – ваше величество, пойдемте обратно в ваши… королевские покои.

Когда мы вновь оказались на первом этаже, я спросила у нее, как можно выбраться наружу.

– Если ты, молодая ученая, пообещаешь мне, что найдешь Сократа, Аристотеля, Коперника…

– Я найду даже Конфуция, Пушкина, Магеллана, Леонардо да Винчи, а также Чайковского, Достоевского и многих других! – горячо огласила я весь список.

– Поклянись! – не отставала Елизавета.

– Клянусь, не сойти мне с этого места!

– Тогда следуй за мной, – велела она.

Мы снова пошли по пустынному коридору. Удивительное заведение эта психиатрическая больница. Больные разгуливают по ночам, медсестра на посту отсутствует, можно запросто войти в архив с историями болезней. Ну и ну, порядочки здесь, однако!

– Куда ты меня ведешь? – спросила я Елизавету.

– Сейчас узнаешь.

Мы вошли в боковую комнату, на двери которой было написано «Душевая». Елизавета открыла дверь, прошла к окну, приподняла решетку на нем и раскрыла оконную створку.

– Спускайся, здесь невысоко.

Я вылезла через окно и очутилась на земле.

– Прощайте, ваше величество, – сказала я напоследок Елизавете.

– Прощай и помни, молодая ученая, про свое обещание. Если не выполнишь, Господь взыщет с тебя.

– Выполню, не беспокойся, – заверила я ее.

Хоть бы поскорее убраться с территории, пока никто не заметил. Я осторожно пробралась к главным воротам, но они были закрыты. Что же делать? На мое счастье послышался шум подъезжающей машины. Наверное, кого-то привезли госпитализировать.

Я спряталась за большое дерево, поджидая, пока «Скорая» проедет вглубь, а потом короткими перебежками выскользнула за ворота. Уф, кажется, никто не заметил. Наконец, свободна.

Я добралась до своей машины, сняла больничный халат и сунула его в пакет, а сама переоделась в джинсы и футболку.