Она легла на материнском топчане в большой комнате и попробовала в очередной раз. Может… может, ей следует сказать: "Мама, я тут лежу на твоей лежанке, и мне ужасно печально, одной-одинешенькой на всем свете". Ну да, нечто подобное всегда срабатывает. Когда в очередной раз она нажала на кнопку с зеленой трубкой, то почувствовала, что под накидкой что-то шевелится. Вероника нащупала твердый, вибрирующий предмет.
- Мама? – прошептала Вероника.
Начальный экран сообщал о трех непринятых соединениях от контакта "Доченька". Вероника покраснела. Хорошо еще, что этого никто не увидел, подумала она. А вот интересно, как старая перечница назвала других контактирующих с ней людей. А любопытно, неожиданно подумала Вероника, а кому она посылала SMS-ки! Сейчас, сейчас поглядим, какие тут тайны у мамочки!
Когда Вероника вошла в опцию "Контакты", то поначалу подумала, то телефон завис, что произошел какой-то сбой или ошибка. У матери не было никаких других номеров, кроме "Доченьки"; в приемном ящике не было других SMS-ок, кроме как от Вероники; перечень соединений не показывал каких-то других собеседников, кроме "Доченьки". Войдя в приложение "Фотографии", Вероника обнаружила снимки, сосканированные из старых альбомов: тут ей пять лет, тут – семь. Ну а обои? - бездумно – заинтересовалась она, сжимая аппарат. Плюшевый медвежонок на розово-зеленом фоне. И надпись: "ТЫ – ВСЯ МОЯ ЖИЗНЬ".
- Последняя надежда на спасение, - с трудом повторил Виктор.
Ксендз Томек браво соскочил со стола.
- На спасение? – с хитрой усмешкой спросил он. – Разве спасение? Вы не поняли! - с претензией обратился он к Виктору. – Разве не предназначенную для счастья жизнь можно спасти?
Виктор пожал плечами; ксендз Томек тяжело вздохнул, он явно был разозлен.
- Я ведь говорил вам про ее мать, правда? – спросил он. – Говорил вам, что то была не очень богатая особа. Возможно, следует сказать иначе, - сухо заявил он. То была нищета, понимаете? Чуточку больше, чтобы не сдохнуть.
- У нее, что, никакой профессии не было? Не было образования? – удивился Виктор.
- Образования? – фыркнул ксендз Томек. – Вы думаете, что если бы она предназначила пять лет жизни на высшее образование, если бы была обучена, - он подбирал слова, - какой-то профессии, то все было бы о'кей, так? И что за эти ее усилия от Боженьки ей досталась бы награда, так? Может быть, деньги?
Он никак не мог перестать хихикать.
- Из того, что мне известно, ВУЗ она закончила. Я даже больше вам скажу, из того, что мне известно, образование это было не хухры-мухры. Она получила образование как художник, если не ошибаюсь. И даже вела здесь, неподалеку, в доме культуры, занятия художественным творчеством. Она была специалисткой! – загорелся он. – Специалисткой по красоте. Но вот красота… скажите честно, нужна ли кому-нибудь красота во времена, когда все хотят быть богатыми? Наверное, нет. Разве что только неудачникам; пускай ищут себе утешения в красоте. Только эти вот неудачники, пан Виктор, никому не заплатят за обучение красоте. И эта вот художница, та самая мамочка Вероникушки, должна была начать мыть сортиры. Она стала уборщицей, вы не ослышались. Итак, она сделалась, прошу вас, уборщицей; и она мыла и сортиры, и супермаркеты. И езе, скажу вам, смастерила себе короеда. Смастерила себе ребеночка и подумала, что ей это сойдет с рук, ей казалось, что свою дочку она сможет просто любить. Она подумала, что для такой вот бедноты, - выдул он губы, - такая любовь дозволена. Но, все счастье, что наша Польша после тысяча девятьсот восемьдесят девятого года по-настоящему замечательно изменилась. У нас имеется демократичная, либеральная и, самое главное! – подчеркнул он, - сим-па-тич-ная страна с экономикой, основанной на свободной конкуренции. И в нашем климате те, кто любят, хотя им этого не разрешено, очень скоро бывают наказаны.
- Наказаны?... – удивился Виктор.
- Да, прошу вас, наказаны. Мамочка Вероники, как вы наверняка заметили, не слишком-то воспользовалась нашими переменами. Просто ей не хотелось работать, вот что. Отскрести на несколько сортиров больше. Полазить на четвереньках на несколько часов больше. Но… почему? Ведь она и так постоянно ходила не выспавшаяся. Ведь она и так нюхала дерьмо. Лень, - заявил ксендз с блеском в глазах. – Недостаток чутья.
Он закашлялся.
- И ведь странно, - сообщил он через смнуту. – Ведь под рукой имелся прекрасный пример…
- То есть? – поднял брови Виктор.
Ксендз Томек закусил губу.
- А вы о нем не слышали, правда? – спросил он.
- О ком вы говорите?