Нео-Буратино

Такого поворота событий Папалексиев даже со своим воспаленным воображением предугадать не мог. Боли он уже не чувствовал никакой, потому что страх ее перебил. Лежа на асфальте лицом вниз среди множества таких же, как он, бедолаг, распластанных по всей площади, Тиллим потерял счет времени. В голове его был полный бардак. «Интересно, сколько нужно человеческих тел, чтобы замостить ими всю эту площадь? — фантазировал он. — А что, если людей в два слоя положить? Уйма народу понадобится». Поток сознания Тиллима тек в неизведанное, удаляясь от реальной действительности и насущных проблем сегодняшнего дня. Его вдруг заинтересовало доисторическое прошлое занимаемого им места. Тиллим вообразил себе, что когда-то здесь пасся одинокий мамонт, но наткнулся на первобытных охотников, а эти дикие папалексиевские предки, всегда голодные и жаждавшие крови, тут же его порешили. «Они, конечно же, сняли с него шкуру, обглодали до косточек, а бивни… Интересно, на что можно было выменять бивни мамонта? В общем, порешили беззащитное животное, а что, если и меня того… Нет, не должны. Тогда демократии не было, а теперь вон и Конституция, и Красная книга есть, и прокуратура на страже прав человека. Вот если бы тех охотников кто-нибудь наказывал, то мамонты бы сохранились и люди могли бы их приручить!»

Тиллим почувствовал, что что-то мешает ему думать. Лежа одной щекой на асфальте и не шевелясь, он разглядывал его поверхность и обнаружил вокруг множество мелких остреньких камушков. «Откуда только они берутся, кругом ведь один ровный асфальт. С неба, что ли, падают? Где-то я слышал, что бывает каменный дождь, когда вулканы извергаются, но здесь ведь нет никаких вулканов… Да-а-а, если бы я лежал на гладком асфальте, было бы удобней». Тут Тиллима осенило, что мыслительный процесс затруднен как раз из-за неудобств, причиняемых его бедной голове этими острыми камнями, принесенными откуда-нибудь легкомысленным ветром: «Они же впились мне в висок. Да, город наш засоряется природой, оттого и на асфальте лежать неудобно. Знал бы я об этом раньше, ни за что бы здесь не валялся. Надо выяснить, почему я тут лежу…»

Когда все стихло и казалось, что людей в масках поблизости уже нет, Папалексиев попытался поднять голову. Увидев в двух шагах от себя людей в штатском, дружелюбно разговаривавших с омоновцем, он попытался было спросить их, что происходит, но те, предупредив его, прорычали: «Лежи!» Тиллим сделал вывод, что раз штатские на короткой ноге с милиционерами, значит, «наши». Это его несколько успокоило, и тогда он задумался о своем будущем. Ему было интересно дальнейшее развитие событий. Рядом раздался возмущенный крик Показуева:

— Собственно, что происходит? Произвол какой-то. Разве введено чрезвычайное положение, чтобы прохожих обыскивать? Да по какому праву?! Я директор этого заведения, а все документы в моем заведении, я требую…

— Разберемся, ноги шире, руки на стену! Стоять так! — резко оборвал чей-то командный голос.

Папалексиев опять почувствовал душевный дискомфорт, в то же время ощутил острый приступ любви к свободе, и ему нестерпимо захотелось домой. «Если на этот раз все устроится нормально, ни с какими сумасшедшими бабками и их внучками больше связываться не буду, а может, вообще уйду из мирской жизни в монастырь», — загадал Папалексиев. По причине сильного сотрясения при ударе оземь или просто из-за стрессовой ситуации в голове Тиллима установился порядок, мысли его обрели стройность. У него одна за другой стали рождаться идеи спасения: «Попробовать притвориться мертвым? Что они тогда будут делать? Если станут бить, буду кричать, а если буду кричать, поймут, что я еще живой. Значит, это не подходит… Физически с ними не справиться — они вооружены. Жаль. А ведь был бы каким-нибудь мастером боевых искусств, я бы тут же их раскидал и освободился. — И он на мгновение представил, как крушит этих мордоворотов в масках, кладет их штабелями. — Но что же придумать, как освободиться? А если испугать их припадком паранойи, глаза закатить, задергаться, пену изо рта пустить? Нет, не выйдет: все равно будут бить, они такие… А может, им добро сделать?»

Неизвестно, сколько бы еще Тиллим пролежал так, в печальных раздумьях, если бы мощная рука не подняла его за шиворот и он не услышал грубый приказ:

— Руки на стену! Ноги шире! Выше руки!