Нео-Буратино

Подумать только! Я пребывала в уверенности, что годы, проведенные вдали от театра, стерли из памяти сыгранные когда-то роли, а теперь стоит мне лишь закрыть глаза, как я вновь преображаюсь в героиню какой-нибудь давней пиесы, самозабвенно лицедействую, с легкостью произнося раз и навсегда заученные реплики. Когда же единственный зритель во французской военной форме, но всегда без лица опускается на колени, в любовном порыве простирая ко мне руки, я протягиваю ему пресловутый бокал и розу. И вот он с благоговением выпивает гибельную влагу, страстно прижимает к груди цветок, невзирая на острые шипы. По рукам его струится кровь, и грудь порой тоже оказывается исколотой безжалостными терниями, но чем больше ран, тем сильнее разгорается страсть в сердце воина. Он уже стремится на щит, внимая моему призыву, и здесь, в моих объятьях, предаваясь неземным наслаждениям, он обрекает свою душу на вечные скитания во мраке и хладе потустороннего мира. Скольких мужчин за эти месяцы я опоила напитком, коим когда-то угостил меня маркиз, скольким наивным сынам Адама пришлось расплатиться жизнью за грехи предков и счастье потомков! Кто только не восходит на древний щит: здесь бывают убеленные сединами генералы, украшенные шрамами старые бойцы и совсем еще юноши, простые солдаты с вьющимися кудрями и розовыми нежными ланитами. Многие некогда наблюдали за моей игрой из театральной залы, кто-то впервые видит mademoiselle Troepoloff, но я всегда чувствую, что и те и другие, сгорая в горниле страсти, довольны своей участью. Каждому я являюсь в том образе, который не раз возникал в его фантазии, благо я представила за свою жизнь столько женских типов, что способна воплотить любые, самые невероятные грезы. И всякий раз, очнувшись от наваждения, я с горечью сознаю, что каждый, кто удостоился моей благосклонности, в самом скором времени будет сражен пулей, пронзен уланской пикой, зарублен холодным булатом или — Господи, помилуй мя, многогрешную! — будет разорван на части пушечным ядром. Каждый из этих «счастливцев» обречен. Все это приводит к тому, что я постоянно нахожусь в состоянии истерическом, но самое тяжелое испытание — ночи накануне кровопролитных баталий, когда сон повторяется тысячи раз, и, открыв глаза поутру, долго не можешь поверить, что кошмар отступил хоть на какое-то время. А может быть, следует вызвать лекаря?

P.S. Как это я могла забыть важнейшую деталь ночных откровений! С некоторых пор в них присутствует третье лицо: в качестве немого свидетеля жертвоприношений на заднем плане неизменно появляется сам маркиз. Ему остается угрюмо взирать на разыгрывающееся перед ним действо, ибо он не в силах повлиять на происходящее. Я же со злорадством торжествующей вакханки предаюсь любовным утехам, бросая презрительные взгляды на безмолвную фигуру наблюдателя, в протянутой ладони коего поблескивают осколки неиспитого бокала. Но это во сне, днем же для меня мучительна сама мысль о ненавистном возлюбленном, в эти минуты, несомненно, находящемся в боевом стане своих соотечественников всего в какой-нибудь сотне верст от Москвы. Неужели мне суждено еще раз повстречаться с ним?

15 сентября 1812 г. от Р. Х.

Сегодня пошла вторая неделя, как французы хозяйничают в Первопрестольной! За это время я выглянула на улицу всего несколько раз, но этого было достаточно для того, чтобы душа переполнилась самыми тягостными впечатлениями.