Нео-Буратино

Но Леонтий не послушался советов сонных обывателей и, шагнув во двор через окошко своей каморки, по-пластунски, чтобы не спугнуть розовое чудо, пополз в его сторону. Добравшись до цветника, он некоторое время разглядывал дары Флоры, а потом принялся с наслаждением их нюхать и целовать. Радуясь как ребенок, Леонтий провел в подобных занятиях всю ночь, полагая, что грезы ему дарует родная русская водка. Как же он был благодарен ей в эти часы райского блаженства!

Утром голова с похмелья раскалывалась, и Леонтий определенно знал, что не спит, но сколько он ни кусал себя, сколько ни дергал за усы, сказочное видение не исчезало, а, наоборот, стало еще явственнее, хотя теперь уже совсем его не радовало. Изнемогая от невозможности объяснить суть происходящего, он заревел, как раненый медведь, и этот отчаянный рев продолжался до самого появления санитаров. «Скорую» Леонтий еще успел вызвать сам, но приехавших врачей встретил уже буйнопомешанным.

Папалексиев продолжал пребывать в поле чужих ощущений и мыслей, порожденных проросшими из помойки цветами. Толпа ротозеев, выстроившись вокруг преобразившихся мусорных бачков, всхлипывала и восклицала от избытка светлых чувств. Счастье сопричастности волшебству переполняло сердца и струилось по замызганным дворовым закоулкам, обволакивая их невидимыми волнами народного восторга и ликования. Папалексиев ощущал его в полной мере — душами множества стоявших рядом людей. Голодные насытились здесь духовной пищей, отчаявшиеся обрели надежду, огорченные возрадовались, а некоторые закоренелые ненавистники даже уверовали в любовь. Лицезреть столь блистательное чудо не доводилось еще никому из аборигенов Большой Монетной улицы. Одни полагали, что для фиксации данного феномена следует вызвать телерепортеров, наиболее восприимчивые созерцали каприз бытия безмолвно, обливаясь градом холодного пота или очистительных слез. Иные же досужие умы, поминая добрым словом пораженного зрелищем дворника, прикидывали на будущее: «Если Леонтия не выпустят из сумасшедшего дома, можно будет продать его комнату и на эти деньги нанять дворника из соседнего двора».

XIII

Переполненный чувствами своих соседей по двору, Папалексиев решил, что новоявленным цветником спокойнее любоваться из окна, и поспешил удалиться в собственные апартаменты. Войдя в комнату, он хотел было сесть на стул и перевести дух, но тут ему попался на глаза забрызганный грязью выходной костюм. Тиллим схватился за голову:

— Значит, я действительно бегал в нем вокруг Петропавловки, выходит, и все остальное тоже правда! Она здесь была, разговаривала со мной, я пил ее зелье…

Удрученный своим открытием, Папалексиев собирался на работу. Посмотрев на часы, он обнаружил, что безнадежно опаздывает, завтракать уже некогда, и голодный выбежал на улицу. На Каменноостровском Тиллима ожидало новое душещипательное зрелище. Посередине проезжей части, в самом средоточии транспортной суеты, стояла одинокая сухонькая старушка. Неприступные иномарки и огромные автофургоны стремительно проносились мимо нее, подавая устрашающие звуковые сигналы, и она уже не металась, не порывалась куда-то ковылять, а смиренно стояла, ожидая, когда Господь распорядится ее судьбой на этом безумном перекрестке. У Папалексиева же мелькнула мысль, что бабка, возможно, ждет именно его. Проникшись состраданием к беспомощной старости, к тому печальному состоянию, в котором перейти улицу уже проблема, он вознамерился помочь бедной бабушке. Лавируя в потоке автомобилей, Тиллим в считаные секунды оказался рядом с ней и в духе своих представлений о вежливости предложил:

— Позвольте помочь вам, невзирая на то что я опаздываю.

— С вашей стороны было бы весьма любезно перевести через улицу даму преклонных лет, — голосом, полным достоинства, произнесла старуха, протянув Папалексиеву руку словно для поцелуя, но тот, взяв ее под локоть и взвалив на себя тяжелую сумку, собрался проводить занятную бабушку до самого дома.

Еле передвигая ноги, она очень разумно вещала:

— Вы не спешите так, молодой человек! Поверьте, в этой жизни незачем и некуда спешить. Я вот прожила на свете много — не скажу сколько — лет и всегда боялась куда-то опоздать, а сейчас вижу, что напрасно торопилась жить: в старости, друг мой, мало приятного, и приходит она всегда неожиданно, без спросу. Вам, конечно, сейчас меня не понять, ну да еще успеете. А вот и мой дом. Вы что-нибудь о нем знаете? Это знаменитый дом Бенуа, Первого российского страхового общества. Какие блестящие люди здесь жили, какие роскошные были апартаменты! У моего отца тоже была квартира из двенадцати комнат, но потом пришли тяжелые времена, нас уплотнили — так это тогда называлось! Да-а-а… Впрочем, вам это, наверное, неинтересно — дела давно минувших дней, мемуары выжившей из ума старухи… Мое парадное тут недалеко, во дворе.

Папалексиев явно снискал особое расположение пожилой спутницы, и она, совсем разоткровенничавшись, вспомнила о своем происхождении: