Необитаемая земля. Жизнь после глобального потепления

Уже сейчас, в мире, потеплевшем на 1 °C, новости пестрят сообщениями о пожарах, жаре и ураганах, которые грозят ворваться в нашу повседневную жизнь с помощью каскадных эффектов. Совсем скоро нынешние предощущения конца света покажутся нам сравнительно наивными. Эсхатологические страхи расцветут буйным цветом, особенно в детских спальнях, где братья и сестры раньше шептались о смерти, о том, есть ли Бог и что делать, если его нет, или об угрозе ядерной войны; у их родителей климатическая травма тоже займет свое место в мировоззрении, и, как это часто бывает, на нее будут сваливать личные переживания и разочарования. А что произойдет при 2 или 3 °C? Скорее всего, по мере того как климат будет захватывать и омрачать наш быт и мир, эти проблемы найдут отражение в документалистике – до такой степени, что некоторые начнут считать климат единственной темой, достойной обсуждения.

В художественной литературе, поп-культуре и в том, что когда-то считалось «высокой культурой», само по себе возникает новое странное течение. В первую очередь это, наверное, возрождение старого жанра, известного как «Гибель Земли» (2), инициированного[77] английским поэтом Джорджем Байроном в стихотворении «Тьма», написанном после извержения вулкана в Ост-Индии, повлекшего наступление в Северном полушарии «Года без лета»[78]. В Викторианскую эпоху это экологическое беспокойство отразилось и в других художественных произведениях, например в романе Герберта Уэллса «Машина времени», описывающем далекое будущее, где большинство людей превратились в порабощенных троглодитов, работающих под землей на благо немногочисленной развращенной элиты на поверхности; в еще более далеком будущем почти вся жизнь на Земле исчезла. В нашу современную версию этого жанра можно было бы добавить невероятного масштаба скорбь – расцвет так называемого климатического экзистенциализма (3). Одна моя знакомая недавно описала книгу, над которой она работает, как нечто среднее между «Между миром и мной»[79] и «Дорогой»[80].

Масштаб глобальных трансформаций может так же быстро этот жанр и похоронить, сведя на нет все усилия по «нормализации» потепления, которое может стать слишком очевидным и всеобъемлющим даже для Голливуда. Истории про изменение климата можно рассказывать, пока оно остается маргинальной частью жизни или имеет большое значение лишь в жизни людей, которые маргинальны по отношению к нам. Но при трех или четырех градусах потепления едва ли кто-то сможет уберечься от последствий – или захочет увидеть на экране то, что и так происходит за окном. По мере того как изменения климата будут охватывать все – а уже сейчас кажется, что от них нигде не будет спасения, – из небылиц они превратятся в новую всеобъемлющую реальность. Вместо выдумки они станут тем, что теоретики называют «метанарративом» (4), заменив собой – подобно религии или вере в прогресс – культурные парадигмы предыдущих периодов. В этом мире люди потеряют интерес к детективным драмам про нефть и корпорации; даже сюжеты ромкомов будут разворачиваться на фоне глобального потепления, подобно тому как тревожность общества в годы Великой депрессии породила волну легкомысленных комедий (5). Научная фантастика покажется еще более пророческой, но книги, наиболее зловеще описывавшие кризис, останутся непрочитанными, как сейчас «Джунгли»[81] или «Сестра Керри»[82]. Зачем читать о мире, который видишь из окна? Пока истории о глобальном потеплении еще могут доставить эскапистское удовольствие, пусть даже зачастую через страх. Но когда мы больше не сможем притворяться, что климатические страдания находятся где-то далеко от нас – во времени или пространстве, – мы будем держать лицо, уже испытывая эти страдания.

В своем объемном эссе «Великое заблуждение» индийский романист Амитав Гош удивляется тому (6), что глобальное потепление и природные катаклизмы еще не стали главной темой современной художественной литературы. Почему мы еще не научились адекватно представлять реальные климатические катастрофы, почему литература еще не сделала опасности потепления достаточно «реальными»? И почему еще пачками не выходят романы в новом жанре, который он считает наполовину состоявшимся и называет его «экологическим ужастиком»?

Другие называют его cli-fi[83]: жанровая литература об экологических рисках (7) – поучительные приключенческие истории, часто с назойливым политическим подтекстом. Но Гош замахнулся на нечто иное: великий роман о климате. «Некоторые сюжеты основаны на вопросах вроде „Где вы были во время падения Берлинской стены?“ или „Где вы были во время 9/11?“. Сможем ли мы когда-нибудь спросить: „Где вы были при 400 ч/млн?“ Или „Где вы были, когда обрушился ледник Ларсена?“»