Необитаемая земля. Жизнь после глобального потепления

Притчи – это инструмент обучения, и они действуют на нас, словно диорамы в музеях естественной истории: мы проходим мимо них, смотрим и думаем, что экспозиции с чучелами животных должны нас чему-то научить – но только в качестве метафор, поскольку мы не участвуем в событиях и не являемся частью представленной экспозиции, а находимся за ее пределами в качестве наблюдателей. Но глобальное потепление нарушает эту логику, поскольку оно сокращает разрыв между человеком и природой – между вами и диорамой. Изменение климата посылает нам четкий сигнал: вы находитесь внутри событий, а не снаружи и подвержены воздействию тех же ужасов, что и животные. На самом деле уже сейчас потепление так сильно ударило по людям, что нам не нужно выискивать отдельные вымирающие виды (19) или разрушенные экосистемы, чтобы осознать динамику климатического наступления. Но мы именно так и делаем, сопереживая лишившимся дома полярным медведям или погибающим коралловым рифам. Из всех климатических сказок нам больше всего нравятся те, в которых участвуют животные, что немы без нашего голоса, что погибают от наших же рук. По оценкам Эдварда Уилсона, половина всех видов животных вымрет к 2100 году. Даже с учетом того, что изменение климата непосредственно угрожает жизни человека, мы все равно беспокоимся о животных, отчасти из-за явления, которое Джон Рёскин[87] назвал антропоморфизмом: нам почему-то проще сопереживать им, и, вместо того чтобы осознать нашу ответственность за происходящее, мы предпочтем разделить с ними их страдания, пусть и ненадолго. Перед лицом катастрофы, вызванной самим человеком, которую мы продолжаем провоцировать каждый день, нам гораздо удобнее отдаться выученной беспомощности.

«Пластиковая» паника – еще один пример климатической притчи, во многом направляющей нас по ложному следу. Эта паника возникает из оправданного желания оставить меньше загрязнений на планете и естественного страха перед тем, что окружающая среда засорена пластиковой пылью, которая содержится в нашем воздухе, пище и в наших телах, – таким образом, этот страх основан на современной одержимости вопросами гигиены и здорового питания как разновидности потребительской добродетели (так уже было с вопросом переработки мусора). Пластик, конечно, оставляет свой углеродный след, но пластиковое загрязнение не относится к проблеме глобального потепления – и тем не менее оно проскользнуло в центр нашего внимания, по крайней мере на короткое время. Запрет на пластиковые соломинки, пусть и ненадолго, затмил собой гораздо более масштабную проблему климатической угрозы.

Массовое вымирание пчел – еще одна такая притча (20). В 2006 году любознательные читатели впервые узнали о новой экологической перипетии. Тогда в США почти ежегодно стали массово вымирать колонии медоносных пчел – 36% в один год, 29% на следующий, 46% еще через год и 34% еще через год. Любой, кто умеет пользоваться калькулятором, поймет, что здесь что-то не так: если каждый год погибало такое количество пчел, то их численность должна стремительно приближаться к нулю, а не стабильно нарастать, как это происходило в реальности. Причина заключается в том, что пчеловоды, большинство из которых – не отдельные пасечники-любители, а фермеры с большими хозяйствами, за определенную плату развозят своих пчел по всей стране для поддержания бесконечного цикла опыления, после чего заново разводят пчел каждый год, компенсируя вымирание новыми ульями, расходы на которые с избытком покрываются прибылью промышленных масштабов.