Для нас вполне естественно, так сказать, «очеловечивать» животных – например, на этом построена вся индустрия мультипликации. Но есть какая-то странность, даже некий фатализм в том, что столь эгоистичные создания, как люди, любят отождествлять себя с существами, у которых совершенно отсутствует свободная воля и способность принимать самостоятельные решения – например, ученые не знают, надо ли рассматривать как организм отдельную пчелу или всю колонию. Когда я сам писал в СМИ о вымирании колоний, любители пчел говорили мне, что причиной их беспокойства за судьбу отдельных особей была судьба великой пчелиной цивилизации в целом. Но я не мог избавиться от мысли, что, возможно, та сила, которая придала коллапсу колоний характер легенды, отражала почти противоположное явление – полное бессилие людей перед лицом неизбежного суицида цивилизации. В конце концов, дело ведь не только в пчелах: мы видим предзнаменования гибели нашего мира, например, во внезапных вспышках Эболы, птичьего гриппа и других эпидемиях; в гипотетическом восстании машин; в ИГИЛ, Китае или военных учениях Jade Helm в Техасе[88]
; в неконтролируемой инфляции (которая, кстати, так и не произошла после количественного смягчения[89]) или в золотой лихорадке (которая как раз произошла[90]). Мы открываем на «Википедии» статью о пчелах не для того, чтобы почитать об угрозе конца света. Но чем больше читаешь о вымирании колоний пчел, тем больше понимаешь, что интернет – это нечто вроде волшебного зеркала, посредством которого мы предугадываем конец света.Как оказалось, в гибели пчел не было ничего таинственного, поскольку она полностью объяснялась внешними факторами: пчелы контактировали с новым пестицидами – неоникотиноидами, которые, как следует из названия, в сущности, превращали пчел в заядлых курильщиков. Да, летающие насекомые могут погибать из-за потепления (21) – в недавнем исследовании было сделано предположение о том, что 75% уже вымерли, приблизив нас к полному прекращению опыления, которое исследователи назвали «экологическим Армагеддоном», – но колонии пчел не имеют к этому никакого отношения. И тем не менее даже в 2018 году в журналах печатали большие статьи, посвященные «легенде о пчелах» (22). И, наверное, не потому, что людям нравилось это заблуждение по поводу пчел, а потому, что воспринимать кризис на уровне аллегории очень удобно – как будто мы изолировали проблему внутри истории, чей смысл мы сами же и контролируем.
Когда в 1989 году Билл Маккиббен[91]
объявил о «конце природы», он задал нам всем гиперболичную задачу из области эпистемологии: как назвать ситуацию, когда природа и погода, животные и растения до такой степени изменятся из-за активности человека, что их уже нельзя будет назвать «естественными»?Ответ пришел спустя десять лет с появлением термина «антропоцен», пронизанного духом экологической паники и намекающего, что ситуация будет гораздо более тяжелой и нестабильной, чем просто «конец». Экологи, любители природы, натуралисты и прочие романтики – все они будут оплакивать смерть природы. Но миллиарды людей вскоре столкнутся с теми ужасами, которые принесет антропоцен. Во многих местах мира эти ужасы уже происходят, например в виде экстремальной, почти круглогодичной жары на Ближнем Востоке и в Южной Азии и в виде постоянной угрозы наводнений вроде тех, что произошли в Керале в 2018 году[92]
и унесли сотни жизней. Об этих наводнениях едва упоминали в США и Европе, где потребителей новостей десятилетиями учили видеть подобные события как трагические, но неизбежные в условиях недостаточного развития, а потому «естественные» и далекие.Пришествие климатических страданий такого масштаба в страны Запада станет одним из великих и ужасных нарративов грядущих десятилетий. Мы, живущие в этих странах, привыкли считать, что наш современный мир полностью победил природу, возводя один за другим заводы и супермаркеты. Сторонники солнечной геоинженерии в дальнейшем хотят перейти к освоению неба, и не просто чтобы стабилизировать температуру на планете, а возможно, чтобы создавать «дизайнерский климат» под локальные потребности (23): спасти конкретную рифовую экосистему или сохранить хлебородный район. В теории климат можно будет установить в микромасштабе, вплоть до отдельных ферм, стадионов или курортов.