Необитаемая земля. Жизнь после глобального потепления

В психологии существует понятие привязки; оно объясняет, как мы строим модели мышления вокруг одного или нескольких начальных примеров, пусть даже совершенно не показательных, – в случае с глобальным потеплением это известный нам мир, состояние которого нам кажется умеренно стабильным. Существует также эффект неопределенности, предполагающий, что людям настолько некомфортно находиться в состоянии неопределенности, что они готовы согласиться на менее выгодный для себя результат, лишь бы не иметь с ней дела. В теории, если речь о климате, неопределенность должна становиться мотивацией к действию и – поскольку неясность возникает из разнообразия человеческих факторов – вполне конкретным указанием, но мы почему-то склонны воспринимать его как некую обескураживающую загадку.

Добавим сюда антропоцентрическое мышление – с помощью него мы выстраиваем наше мировоззрение на основе личного опыта – рефлексивную тенденцию, которую отдельные особо циничные экологи назвали «превосходством человека» и которая, безусловно, формирует нашу способность осознавать экзистенциальные угрозы нашему виду. По этому поводу многие климатологи мрачно шутят: «Планета выживет, а вот человечество – вряд ли».

Существует еще предвзятость автоматизации, подразумевающая, что приоритет в принятии решений отдается компьютерам и другой технике и эта предвзятость выражается в нашем уважении к рыночной системе как к некоему непогрешимому или как минимум непобедимому явлению. В случае с климатом она превращается в веру, что экономическая система, не сдерживаемая запретами и ограничениями, сама по себе решит проблему глобального потепления, так же как она должна была решить проблемы загрязнения, неравенства, несправедливости и войн.

И это только самое начало списка когнитивных искажений – и крошечная его часть. Рассмотрим ряд других разрушительных эффектов из словаря поведенческой экономики: эффект постороннего, или наше ожидание того, что действовать начнут другие, а не мы сами; предвзятость подтверждения, когда мы ищем доказательства того, в истинности чего мы уже и так не сомневаемся, например, мы верим, что люди не вымрут, вместо того чтобы взять на себя груз осознания необходимости изменений в нашем мире; страх перемен, когда мы выбираем текущее положение дел вместо альтернативы, что связано с эффектом статус-кво, то есть желания сохранить существующий порядок вещей, каким бы скверным он ни был, и эффектом владения, подсознательным стремлением преувеличивать ценность того, чем мы владеем в настоящий момент. Не забудем и об иллюзии контроля, а также о сверхуверенности и предвзятости оптимизма. Нам присуща и предвзятость пессимизма, не то чтобы она, правда, как-то уравновешивала ситуацию – вместо этого она вынуждает нас видеть в трудностях неизбежные провалы и воспринимать предостережения (особенно в случае с климатом) как крики обреченности. Иными словами, противоположностью когнитивных предубеждений является не здравый смысл, а другие когнитивные предубеждения. Мы смотрим на все через катаракту самообмана.

Многие из этих определений кажутся интуитивно понятными и знакомыми на уровне народной мудрости – они просто изложены академическим языком. Поведенческая экономика своей необычностью бросает вызов устоявшимся представлениям – конкретно рациональности человеческого поведения, – в которые, наверное, когда-то истинно верили только ее сторонники, и то лишь будучи студентами экономических факультетов. Но в целом эту область не стоит воспринимать как исключительно ревизию существующей экономики. Она представляет собой всепроникающее противоречие основным догматам родительской дисциплины, да и вообще всему образу современного Запада как рациональной системы, который возник – какое совпадение! – на заре индустриального периода. По сути, это представление о человеческой логике как о несуразном нагромождении одновременно крайнего эгоизма и пораженчества, весьма эффективных в отношении одних вещей и безумно неадекватных в отношении других; несовершенной, ошибочной и разрозненной. Как нам вообще удалось отправить человека на Луну?

Понимание изменений климата требует экспертных знаний и доверия этим знаниям, но, по иронии судьбы, как раз к моменту их появления доверие публики к экспертам исчезло. И то, что изменение климата затрагивает все эти предубеждения, – не совпадение, не странность и не аномалия. Это признак масштаба изменений и их влияния на разные аспекты человеческой жизни, то есть практически на все.

Вот мы и дошли до масштаба климатических угроз (30). Он настолько огромен и представляет такую угрозу, что мы рефлекторно отводим от него глаза, словно взглянув на солнце.