Необходимо и недостаточно (СИ)

Комментарий к Глава 20

Для любителей музыкального сопровождения:

Experience - Ludovico Einaudi, Daniel Hope, I Virtuosi Italiani

Вы поймёте, когда включать)

Я знаю, доля твоя нелегка,

Но ты оказалась сильней —

Одолела всё и насквозь прошла

Путь через царство теней.

Из поэмы Арне Гарборга »Хаугтюсса»

Спустя месяц.

4 февраля 1999г.

Больница на окраине Лондона.

— Драко…

Тихий шёпот слетел с моих уст.

Я заворочалась на мокрых от пота простынях. Волосы противно липли к шее и обмотались вокруг, душа меня. Было отвратительно жарко, а сердце стучало как ненормальное. Остатки сновидения безвозвратно испарялись из памяти, но они мне и не были нужны, чтобы понять, кто в них стал самым желанным гостем.

Я видела Драко. Каждую ночь, что лежала в больничной палате.

И пусть это лишь наваждение разума, я всё равно была счастлива, что он рядом хотя бы в моих снах. Это помогало мне справляться с той реальностью, в которой я оказалась. Дарило пусть и шаткое, но спокойствие, будто Драко лежал со мной на койке и шептал, что всё будет хорошо.

С трудом разлепив веки, я тут же сощурилась на яркое солнце за окном. Грудь неприятно саднило, и я, скинув с себя тонкий плед, схватила за край и оттянула воротник больничного халата. Не сдержав обречённого вздоха, осматривала глубокие кровавые расчёсы. Они были тёмно-бордовые, с запёкшейся кровью из-за свежих болячек, которые я сдирала ногтями, стоило сознанию отключиться. Будто хотела добраться до сердца и вырвать его, наконец отправив истерзанную мышцу на помойку. Широкий пластырь валялся на полу, будучи побеждённым под моим ночным натиском.

Снова я это сделала. Мистер Крейг не будет в восторге, когда придёт на утренний осмотр.

Колдомедик снял фиксирующие ремни с моих рук три дня назад. Сразу, как только раны на запястьях начали затягиваться от моих неустанных попыток вырваться и прикончить себя во сне. Теперь, глядя на свою грудь, мне было страшно: как бы мистер Крейг не передумал и не решил снова приковать меня к постели.

Будет обидно. Ведь, будучи в сознании, я перестала себя калечить уже как две недели и явно шла на поправку, восстанавливая как физическое состояние, так и душевное равновесие, хоть со вторым и было куда сложнее… И теперь мне не хотелось терять какую-никакую свободу, даже если это на благо моему здоровью.

Я чувствовала себя как в клетке.

И хоть прекрасно осознавала, что это «заточение» ради меня самой, изнутри всё равно сжирало противное одиночество от банальной неспособности поговорить хоть с кем-то, кроме Крейга. А сказать мне хотелось много. Так много, что меня можно хоронить прямо сейчас под горой невысказанных сожалений и тяжести вины. Жгучего стыда, что одолевал меня, как только в сознании возникали отрывки моего состояния в Хогвартсе. Мне хотелось извиниться за ложь, за слабость, за то, что сдалась. За всю боль, что я причинила дорогим мне людям.

Правда, я ненавидела себя.

И простить никак не получалось. Видимо, поэтому мои руки самовольно взяли на себя грязную работу, пытаясь лишить меня жизни, стоило разуму расслабиться.

Я плохо помнила первые дни, проведённые в этой светлой и такой пустой палате. В памяти осталась лишь бешеная агония, от которой сотрясалась каждая клеточка моего тела, и болезненная потребность в датуре. Я помнила свои крики, раздирающие глотку, как всё тело горело, словно меня сжирало Адское пламя. И ощущение холодного стекла на губах, когда в меня вливали очередное успокаивающее… или обезболивающее. Или чёрт знает ещё что, после которого я отрубалась на какое-то время.

Иногда мне казалось, что я слышала Гарри, еле тихо говорящего с каким-то мужчиной. Позже я узнала, что это был доктор Крейг. Гарри же я так и не увидела. Но сильнее всего скулить хотелось оттого, что самый необходимый голос ни разу не прозвучал в этой палате.

А это значило, что Драко не приходил.

И от этого было вдвойне больнее.

После недели интенсивного лечения я смогла открыть глаза и пусть размыто, но разглядеть картинку перед собой. Услышать шуршание каких-то бумаг, которые доктор Крейг перебирал, сидя в кресле у окна. Но самое важное — я осознала, что вообще жива, ведь все дни до этого искренне верила, что нахожусь в аду.

И, о Мерлин, лучше бы я не приходила в себя ещё как минимум неделю. В мыслях была такая каша, что я в целом слабо понимала, что говорю или делаю. Не понимала, где я и как тут оказалась. Единственное, в чём я была уверена, так это в том, что мне срочно нужен датур. И в боли, неустанно одолевающей всё тело.

В эту чёртову вторую неделю колдомедик, казалось, не покидал мою палату ни на минуту. И именно в те дни на моих руках и ногах появились фиксирующие ремни. Я хотела убить себя, содрать кожу живьём и всё-таки оказаться в долгожданном аду. Сполна хлебнула ломку во всех её самых худших проявлениях из-за ослабленного организма, как мне потом рассказал мистер Крейг.