Необходимо и недостаточно (СИ)

Ну а дальше… стало уже не так тяжело. Я начала есть, запивая пресноватые каши зельями, восстанавливающими рассудок. Начала самостоятельно ходить в туалет и даже принимать душ. Всё ещё очень много спала, но в часы бодрствования колдомедик освобождал меня от ремней, позволяя сидеть у окна и читать книги, что так кстати оказались в бисерной сумочке.

А ещё в ней была рубашка Драко, и в минуты истерик я утыкалась в неё носом, вбирая в себя столь родной и знакомый запах. Это успокаивало не хуже, чем зелья. Возможно, даже лучше.

Доктор Крейг говорил, что самое важное — избавиться от тяги к датуру и убедиться, что остатки яда от клинка Беллатрисы вышли из организма. Поэтому он по два раза в день брал у меня кровь и мочу на анализы, явно полностью не полагаясь на показатели колдограммы над моей головой, которую он также тщательно изучал почти каждый час.

Его настораживало моё психическое состояние, поэтому я не без сожаления отмечала, что доза успокаивающих увеличивалась. Но смиренно глотала всё, что он давал. Потому что я действительно хотела вылечиться и суметь влиться обратно в социум, а не сорваться от первого же косого взгляда, брошенного в мою сторону.

Я чувствовала, в каком нестабильном состоянии находилась. Слёзы могли начать стекать по щекам сами по себе, иногда я резко замирала посреди палаты, неожиданно обнаруживая, как злостно разрывала страницы книги секунду назад.

Мистер Крейг запрещал мне видеться с кем-либо. Считал это небезопасным. И если поначалу мне казалось, что колдомедик боялся моей внезапной агрессии к близким, то потом до меня дошло… Мистер Крейг боялся за меня. Вернее, за мой рассудок, что он так старательно лечил. И теперь, пролежав в палате целый месяц, я была солидарна с его решением, хоть и изнывала от тоски. Ведь если представить, что Драко появился бы здесь неделю назад, все потрошащие изнутри чувства, подавляемые зельями, всплыли бы наружу. Мне страшно даже предположить, как долго мистеру Крейгу пришлось бы меня откачивать.

Я почти ничего не помнила о том, что было после рождественского бала. Вернее, о том, что было после последнего приступа уже в спальне. Доктор Крейг рассказал мне о том, как я утонула в ванне и Драко с Блейзом спасли меня, позже принеся в эту палату. Рассказал том, как я получила проклятье.

После его слов я не могла уснуть, обливаясь горячими слезами и не имея возможности их даже смахнуть, потому что руки были плотно прижаты ремнями. И плакала я не из-за несправедливой жизни, не из-за тяжёлой судьбы и не из-за ненавистной Лестрейндж, что причинила мне столько боли.

Одна мысль о том, через что я заставила пройти Драко, пускала по телу неконтролируемые волны дрожи, грозящие вот-вот обернуться очередной истерикой. Наверное, отчасти поэтому мистер Крейг увеличивал дозы успокоительных, в то время как количество зелий, лечащих мои органы, заметно уменьшалось.

Поэтому я с распростёртыми объятиями встречала Драко в своих снах, молилась, чтобы он был в порядке и жил полной жизнью без сожалений. Верила и ждала, что наступит день, когда мистер Крейг пустит Малфоя в палату. Тогда я извинюсь, поблагодарю за всё, что он сделал для меня. И, быть может, когда-нибудь Драко найдёт в себе силы простить. О большем я и мечтать не смела после всего, что натворила. После того, как, пусть и не по своей воле, причинила любимому человеку столько боли.

Теперь, когда нестерпимые мучения оставили тело в покое, а от ломки остались лишь слабые отголоски, я была уверена, что влюблена в Драко. Уже давно и так чертовски сильно, что от тоски хотелось лезть на стену.

Но от скопившейся в душе вины любовь казалась непростительным и глупым чувством. Недопустимым и таким самонадеянным. Жалким, как и я сама.

Я осторожно приподнялась на койке, полностью скинув с себя плед. Вытащив резинку из-под подушки, убрала волосы в пучок, пальцами отлепляя мокрые пряди от шеи. Бросив взгляд на часы, я решила не идти в душ, а дождаться доктора Крейга, который должен был появиться с минуты на минуту.

Медленно потянувшись, я свесила ноги с койки, подставляя лицо под утренние лучи солнца. Но они не грели, ведь за окном стоял противный февраль. Тишина, царящая в палате, как обычно, напрягала. Поэтому я спрыгнула на пол, внутренне кайфуя от того, как ступни шлёпнули о прохладную плитку, создавая шум.

Потянулась к тумбочке за стаканом воды, но в последний миг скользнула ладонью в сторону, находя пальцами тонкую цепочку. Подарок Драко, что я сорвала с шеи во время агонии ещё в первую неделю пребывания здесь. Я этого не помнила, но была безумно благодарна доктору Крейгу. Ведь он нашёл и сохранил столь дорогую сердцу вещь.

Я села обратно на койку, сжимая в кулаке цепь из белого золота. Когда Драко подарил мне подвеску, я и не заметила, что там была гравировка. Теперь же могла часами всматриваться в неё, пытаясь догадаться, о чём думал Драко, когда выбирал именно этот рисунок.