Прибирать комнату Эрика было труднее всего. Три десятилетия она пустовала. Годами Това регулярно подметала пол и даже время от времени меняла постельное белье на кровати, но после того, как грузчики из секонд-хенда увезли мебель, она почувствовала, что что-то мешает ей избавиться от комков пыли, скопившихся по углам. Как будто в одном из них все еще могла содержаться какая-то его частица.
На деревянному полу белое пятно там, где когда-то лежал коврик Эрика. Косые лучи солнца проникают в голое окно. Морской бриз мягко колышет ветви старой сосны на берегу, и она отбрасывает на противоположную стену призрачную тень. Однажды, в полнолуние, маленький Эрик забыл задернуть шторы, увидел эту тень, побежал через коридор в комнату Товы и Уилла и нырнул к ним под одеяло, уверенный, что это привидение. Това обнимала его, пока он не заснул, и продолжала обнимать всю ночь.
Глаза Кэмерона обшаривают каждый дюйм комнаты. Возможно, он пытается зафиксировать ее в памяти, отсканировать, как компьютер Дженис Ким. Това начинает уже отступать к выходу, чтобы дать ему побыть одному, когда он говорит:
– Хотел бы я его знать.
Она делает шаг обратно, кладет руку ему на локоть.
– Я бы тоже хотела, чтобы ты его знал.
– Как же ты, ну… жила? – Он смотрит на нее сверху вниз и с трудом сглатывает. – То есть вот еще вчера он был, а теперь его нет. Как вернуться к обычной жизни после такого?
Това колеблется.
– А ты и не возвращаешься. По крайней мере, не совсем. Но потом действительно начинаешь двигаться дальше. Приходится.
Кэмерон смотрит туда, где когда-то стояла кровать Эрика, и задумчиво кусает губу. Внезапно он подходит к стене и тычет в одну из половиц носком кроссовки:
– А здесь что произошло?
– В каком смысле? – не понимает Това.
– Во всем доме пол сделан из красного дуба. Но этот фрагмент из белого ясеня.
– Я понятия не имею, о чем ты. – Това приближается к нему, поправляет очки и внимательно разглядывает половицу. В ней как будто нет ничего примечательного.
– Видишь, структура волокон разная. И цвет почти один, но не совсем.
Он достает из кармана связку ключей, опускается на колени и начинает вставлять брелок-открывалку для бутылок в щель между половицами. Несколько секунд спустя, к изумлению Товы, доска подается, и под ней открывается пустое пространство.
– Я так и знал! – Кэмерон заглядывает в углубление.
– Боже милостивый. Кто мог сделать такое?
Кэмерон смеется:
– Абсолютно любой подросток!
– Но что ему было скрывать?
– Э-э… ну, мой друг Брэд воровал журналы своего отца, и…
– Ой! – Това краснеет. – Боже мой.
– Я не думаю, что здесь что-то подобное. – Кэмерон достает маленький сверток. Пленочная обертка хрустит, когда он передает его Тове, и та роняет сверток, как только понимает, что внутри. Батончики. Или то, что когда-то было батончиками. Теперь они серые и твердые, как камни.
– Ого, “Кримзис”. Еще тех времен, – говорит Кэмерон, поднимая упаковку и рассматривая ее. – Знаешь, однажды я видел передачу о них на каком-то научном канале. Люди говорят, что они переживут ядерный взрыв, но на самом деле это неправда, потому что диглицериды, которые используются в качестве стабилизирующих агентов, не…
– Кэмерон, – тихо перебивает Това, – там что-то еще.
– Здесь? – Он изучает окаменевшие батончики.
– Нет, там. – Ее взгляд прикован к тайнику под половицей.
В одно из вышитых кухонных полотенец ее матери завернуто что-то размером с колоду карт.
Кэмерон достает сверток и протягивает Тове. Когда она разворачивает старое полотенце, пальцы у нее дрожат. Внутри раскрашенная деревянная лошадка.
– Моя далекарлийская лошадка. – Ее шепот похож на шуршание гравия. Она проводит пальцем по гладкой расписной спине фигурки. Каждая до единой отколовшаяся щепочка тщательно приклеена на место. Даже краска восстановлена.
Шестая лошадка. Эрик ее починил.
Кэмерон заглядывает ей через плечо.
– Что такое далекарлийская лошадка?
Това цокает языком. Голова у мальчика до краев набита случайными знаниями о волокнах половиц, стабилизирующих агентах для пирожных и Шекспире, но как мало он знает о своих корнях.
Она протягивает ему лошадку.
Он берет ее, и Това наблюдает за тем, как он изучает изящные изгибы. После долгого молчания он поднимает глаза:
– Как к тебе попало кольцо выпускника?
Она улыбается:
– Марцелл.
i-й день на свободе
Но тут, судорожно дернувшись, мои конечности пробуждаются, и я оживаю.
Я говорю это не для того, чтобы дать вам ложную надежду. Моя смерть неминуема. Но я еще не умер. У меня достаточно времени, чтобы насладиться морскими просторами. День или, может, два, чтобы отдохнуть в темноте. В такой, какая бывает на самом дне моря.
Темнота – это моя стихия.