Необычайно умные создания

– Украшения были в сумке.

На несколько долгих секунд в трубке воцаряется тишина, а потом тетя Джин снова вздыхает.

– Для такого умного человека ты иногда настоящий болван.

* * *

От Эллиота все еще слабо пахнет перцем и горчицей; он тащит Кэмерона через крытый переход к парковке, задавая бесконечные вопросы и не смущаясь односложными ответами. Что, “Джойджет” и правда понятия не имеет, где его сумка? Да. Куда же он тогда поедет? Куда-нибудь. И на чем? На автобусе. К счастью, Эллиот не спросил, чем Кэмерон собирается за все это платить, потому что Кэмерон не смог бы найти способ свести рассказ о двух тысячах долларов, взятых взаймы у тети, к односложному ответу.

Тетя Джин настаивала, что на самом деле это не заем. Когда Кэмерон надавил, она в конце концов сказала, что не может думать об этом в таких терминах, потому что заем – это когда ты ожидаешь получить деньги обратно. Ой.

Но не может же его сумка вечно где-то болтаться? Когда-нибудь багаж прилетит, он заложит эти побрякушки и отправит деньги обратно на сберегательный счет тети Джин, пока еще не истек срок внесения ее круизного депозита. Она не говорила прямо, но Кэмерон знал, что деньги она взяла именно оттуда. Тетя Джин годами копит на круиз по Аляске, отпуск своей мечты. Деньги нужно внести в конце августа, отплытие в сентябре. Кэмерон скорее продаст собственную почку, чтобы расплатиться с ней, чем допустит, что поездка сорвется по его вине.

– Тебя подвезти? Я могу тебя подвезти, – в сотый раз предлагает Эллиот.

– Нет, справлюсь сам.

– Соуэлл-Бэй довольно далеко. Ты будешь ехать на автобусах день и ночь.

– Заночую на обочине, – сухо говорит Кэмерон.

– Эй! – Эллиот припускает трусцой за ним вдогонку. – Знаешь, у меня появилась безумная идея.

Еще более безумная, чем псевдопастрами из ямса? Кэмерон оглядывается через плечо:

– Что?

– Один мой приятель пытается продать кемпер. Довольно старенький, но двигатель пашет отлично. Купишь его – и у тебя будет на чем ездить и где ночевать.

Кэмерон хмурится. Да вроде идея не такая уж и плохая. Но… кемпер? Наверняка это обойдется намного дороже, чем он может себе позволить. Он вытаскивает из кармана телефон и проверяет банковское приложение: вот они, две тысячи долларов. В комментариях висит улыбающийся эмодзи, за которым следует предупреждение: “Не трать их на всякое [эмодзи-какашка]”.

Когда тетя Джин научилась пользоваться эмодзи? И считается ли кемпер “всяким говном”? Возможно. Главным образом для того, чтобы удовлетворить свое любопытство, Кэмерон спрашивает:

– Сколько он хочет?

– Точно не скажу. Пару штук, может?

– Как думаешь, на полторы согласится?

Эллиот ухмыляется.

– Думаю, я смогу его уговорить.

Уродец и друг

На закате городской пляж Соуэлл-Бэй кишит каменными крабами. Однажды летом, когда Эрик был маленьким, Салливаны пошли гулять после обеда, и Эрик нашел краба, который по какой-то жестокой превратности судьбы лишился задних ног с одной стороны. Естественно, он настоял на том, чтобы принести краба домой. Он назвал его Восьминогим Вуди, потому что у того не хватало двух конечностей из десяти. Несколько недель Эрик и Уилл наблюдали, как бедняга Вуди неуклюже ползает по стеклянному аквариуму, в который положили гравий с дорожки. Това не выбрасывала картофельные очистки и обрезки цукини, чтобы вечером кормить ими Восьминогого Вуди, а Уилл пару раз заезжал в зоомагазин в Элланде за артемиями, которые краб с удовольствием поглощал.

Для краба Вуди прожил довольно долго, но однажды утром Това обнаружила, что он замер на бегу и его пристально вглядывающиеся куда-то глаза застыли в одном положении. Уилл взял трупик пальцами, собираясь выбросить его в сад, но тут Эрик в панике выбежал из своей комнаты и стал требовать для краба достойного захоронения. Он упал на пол, обхватил отца за ногу и будто приклеился к ней, как один из тех протестующих хиппи, которые приковывали себя цепями к деревьям, полные решимости бороться с несправедливостью.

Памятник работы Эрика до сих пор стоит в саду, под разросшимися папоротниками. Покойся с миром, Восьминогий Вуди, уродец и друг.

Никогда Това не сочувствовала этому бедному крабу больше, чем сейчас, когда она сама ковыляет по кухне и на левой ноге у нее этот нелепый ортез из литого пластика. Шесть недель, сказал доктор Реми. Шесть бесполезных недель, в течение которых она не сможет выполоть одуванчики со своих грядок с ревенем. Шесть сводящих с ума недель, в течение которых на плинтусах в прихожей будет собираться пыль. Шесть невыносимых недель, в течение которых полы океанариума будут на попечении того, кого Терри сможет найти ей на замену.

– У тебя четыре здоровые ноги, – замечает она Коту. – Может, одолжишь мне одну?

Кот в ответ принимается вылизывать лапу.

Не успевает она заняться кофеваркой, как раздается звонок в дверь.

– О господи. – Она медленно ковыляет к входной двери.

– Това! – Сквозь оконное стекло доносится резкий, звонкий голос Дженис. – Извини, что без предупреждения. Ты дома?

Това неохотно поворачивает задвижку.