– Вы думаете, моя мама могла иметь какое-то отношение к… – Кэмерон тихо присвистывает.
Това поднимает глаза, ее лицо непроницаемо.
– Я не знаю. Но, похоже, она с ним встречалась. Она могла быть с ним в ту ночь. Она могла бы рассказать мне… – Она осекается и сглатывает, прежде чем продолжить: – Ты не знаешь, как я могу с ней связаться?
Он качает головой.
– Я не видел ее с девяти лет.
– Вы совсем не общались? Не было даже открыток?
Эти слова проворачиваются у него в животе, как нож. Сколько раз он думал то же самое? Тетя Джин всегда настаивала, что мать любит его. Что она ушла, потому что так было лучше для него. Что, возможно, когда-нибудь она победит своих демонов и будет готова к отношениям. Но что это за могущественные демоны такие, которые мешают купить открытку за девяносто девять центов и наклеить на нее марку? Как часто он убеждал себя, что на самом деле она умерла, потому что это менее больно, чем думать, что он ей настолько безразличен?
– Нет. Даже открыток.
Он встает и выходит из ниши. Глаза щиплет от подступающих слез, и он не хочет, чтобы она это видела. Надо просто хорошенько сморгнуть пару раз.
Това подходит и встает рядом с ним перед большим аквариумом по центру. Они наблюдают, как мимо проплывает косяк трески, подгоняемый искусственным течением. Кэмерон знает, что если они подождут четыре минуты, рыбы появятся снова. Что за жизнь, бесконечные круги.
– Мне жаль, – говорит Това. Она кладет руку ему на плечо. Не гладит и не сжимает, просто кладет ладонь, как будто этим пытается забрать себе часть его боли. Такое теплое прикосновение, почти материнское… Нет, он гонит от себя эту мысль. Това просто проявляет к нему доброту, потому что она необычайно добрая, несмотря на кажущуюся непреклонность. Он смотрит на нее сверху вниз, пораженный тем, насколько сильна эта маленькая женщина, сколько горя вынесла ее девяностофунтовая фигурка. И теперь она впитывает часть его горя тоже.
Сколько способен выдержать один человек?
В аквариуме появляется большая серая шестижаберная акула, ее тупой нос медленно выписывает дуги по песку, как будто она что-то ищет.
– Мне тоже жаль, что так случилось с Эриком. Мне жаль, что моя мама может быть замешана в этом, – говорит Кэмерон.
– Едва ли это твоя вина, дружок. Но спасибо.
Глаз-бусинка замечает их, и акула на секунду замирает, прежде чем поплыть дальше.
Губы Товы кривятся в натянутой улыбке.
– Нас ждут полы.
Когда Кэмерон возвращается с работы, у Итана выключен свет, что рушит все его планы по примирению. Оказывается, в той невнятной чуши, которую нес Итан, все-таки был смысл. И в глубине души Кэмерон сильно подозревает, что это не просто слухи. Его мама замешана в самой большой трагедии этого городка.
Он все ждет, что эти новости расстроят его или разозлят, но, как он ни старается, ему не удается вызвать в себе никаких эмоций. Да и какое это имеет значение? Пусть себе сплетничают. Болтовня местных о Дафне Кассмор Кэмерона не трогает. Ему абсолютно наплевать на Дафну Кассмор.
Он роется в мини-холодильнике кемпера, пока не находит один из готовых обедов в пластиковом лотке: крекеры, сыр и мясная нарезка. Итан принес их домой из магазина на прошлой неделе и настоял, чтобы Кэмерон взял несколько себе. У них истек срок годности, поэтому магазин не может их продавать, объяснил он, но в этих продуктах столько консервантов, что они практически не протухают. Кэмерон открывает упаковку, и тоненькая стопка салями в квадратном отделении начинает источать острый запах. Он кладет несколько кусочков на крекер и только собирается откусить, когда звякает телефон.
Это Эйвери. “Не спишь?”
“Только что вернулся с работы”. Потом он печатает подробный отчет про всю эту историю с его матерью, Товой и Эриком. Весь экран уже заполнен текстом, и тут он передумывает и стирает сообщение. Такие новости не для переписки.
Эйвери опять пишет: “Покатаемся на досках на этой неделе? В среду днем. У тебя же выходной?”
Кэмерон ухмыляется в полумраке кемпера. Печатает: “Во сколько?”
“В четыре? Встретимся в магазине. Я могу сбежать пораньше”.