К концу лета в обращении появились новые деньги – маленькие, почти квадратные бумажки зелёного и коричневого цвета с каким-то ободранным орлом посередине и цифрами по бокам 40 и 20 руб., но купить на них можно было меньше, чем раньше на рубль. Назывались эти деньги «керенки», по фамилии нового главы Временного правительства, портреты которого были повешены в здании управы и учебных заведениях.
Висевшие раньше царские портреты печатались в цвете, изображали царя и членов его семьи какими-то величественными, невольно вызывавшими если не почтение, то какой-то страх перед их могуществом, почерпнутый ещё из детских сказок, где царь всегда олицетворял силу и власть. Портреты были большого размера и помещались в красивых рамах.
Портреты же Керенского, напечатанные тусклой серой краской, гораздо меньшего размера, помещённые поверх больших тёмных квадратов, оставшихся после снятия царских, выглядели несолидно, нелепо и даже удручающе.
И Боря, и его друзья в политике не разбирались, но придя в гимназию и увидев эти портреты, делясь впечатлениями, говорили:
– Какой-то он ненастоящий. Одно слово – временный…
В этом году занятия в гимназии начались как-то незаметно, буднично. Боря пошёл во второй класс. Раньше с этого класса начинались латынь и французский язык. В этом году вопрос с латынью оставался неясен, и её пока не преподавали, так что у второклассников появился только один новый предмет – французский язык.
Благодаря тому, что Алёшкин занимался этим языком дома с бабусей ещё до поступления в гимназию, для него уроки французского не представляли трудности, во всяком случае, начальные, и учительница им оставалась довольна.
Кстати сказать, учительница французского языка была единственным преподавателем женского пола в мужской гимназии. Эта тоненькая изящная женщина получила, как и все учителя, своё прозвище, её дразнили «мамзель-стреказель бараньи ножки». Придумали это прозвание великовозрастные гимназисты вроде Тюрина, доставлявшие ей своими знаниями и в особенности поведением немало хлопот и огорчений.
Во втором классе вместо полюбившихся Боре историй, ранее изучавшихся в рамках Ветхого и Нового Завета, по Закону Божьему начали проходить катехизис. В этом разделе изучались правила устройства православной церкви, порядок проведения тех или иных богослужений, особенности одежды церковного причта, правила её ношения, описание церковной утвари и её применение, – все это надо было заучивать наизусть, а зубрёжка всегда вызывала невыносимую скуку. Боря Алёшкин искренне возненавидел этот предмет.
– Я попом быть не собираюсь, значит, мне это совсем не нужно знать, – говорил Боря Юзику Ромашковичу – поляку, Закон Божий не изучавшему. – Счастливый ты, тебе не надо эту белиберду изучать!
Так, в освоении новых знаний, положенных по программе гимназии, в ежедневных будничных заботах, школьных драках и приключениях, и всё увеличивающемся чувстве голода, так как на столе еды появлялось всё меньше и меньше, прошли первые месяцы ученья, то есть сентябрь и октябрь 1917 года.
В начале ноября по городу поползли слухи о происшедшем, как тогда его назвали среди людей, окружавших Борю, Октябрьском перевороте. Говорили, что в конце октября в Петрограде и Москве вновь восстали рабочие и солдаты, что произошли уличные бои и что в результате их Керенский со своим Временным правительством был свергнут; он куда-то убежал, а правительство арестовано. Власть в этих городах взяли какие-то большевики во главе с Лениным и Троцким. Никто из гимназистов, да и большинство взрослых жителей Темникова, в то время толком не знал, что это за люди, что это за власть и как дальше пойдёт жизнь. Керенского почему-то никто не уважал и о его свержении никто не жалел. На всякий случай его портреты повсюду сняли, но никаких новых вместо них не повесили.
В городе стало больше вооружённых солдат, мастеровых и даже крестьян, они группами ходили по улицам, иногда пели революционные песни. Но на это мало кто обращал внимание, так как в этом году с такими песнями ходило очень много народу, и к ним уже привыкли. Иногда в городе вдруг раздавались выстрелы, но и это уже было не в диковинку.
Для ребят Бориного возраста всё происходящее было не совсем понятно и поэтому не очень интересно.
Всем стало заметно другое: куда-то исчезли почти все большие господа – помещики и крупные чиновники, весной куда-то прятавшиеся, а летом появившиеся вновь в своих городских домах, теперь они исчезли опять. Куда-то уехали офицеры воинской команды, владелец кирпичного завода, хлеботорговец Тюрин и другие. Опустели большие господские дома, они стояли с заколоченными окнами и запертыми воротами, а жившие во дворе их сторожа и дворники на улицы показывались редко.
Всё это замечали взрослые, обсуждали друг с другом, их разговоры слушали ребята и невольно тоже начинали присматриваться к происходящим вокруг переменам.