Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 1

Февральская революция, отречение Николая Романова, а затем его брата Михаила и, наконец, образование Временного правительства в окопах было встречено довольно равнодушно. А когда стало известно, что это новое правительство думает вести войну до победного конца, что землю крестьянам обещают только в отдалённом будущем, а для рабочих вообще ничего хорошего не предвидится, то большинство солдат стали склоняться на сторону Советов, созданных в Питере и некоторых других городах и якобы принимавших участие в управлении государством наравне со Временным правительством. Советы обещали солдатам мир, крестьянам – землю, рабочим – восьмичасовой рабочий день, всем – хлеб, и немедленно.

Всё это обсуждалось на митингах и собраниях, происходивших почти ежедневно в каждой роте, батальоне и во всём полку.

После Февральской революции в 341-м полку, как и во всей армии, произошли определённые изменения. Во-первых, солдаты, обращаясь теперь к офицерам, не должны их называть «ваше благородие» или «ваше превосходительство», а должны – «господин прапорщик», «господин полковник» и т. д. Во-вторых, офицеры лишились права говорить солдатам «ты» и применять физическую расправу к провинившимся. В-третьих, для ограничения прежде ничем не ограниченной власти над солдатами со стороны офицеров создавались солдатские комитеты. В них избирались солдаты, пользовавшиеся наибольшим доверием и уважением своих товарищей, попадали в число избранных и младшие офицеры. В 341-м Восточносибирском полку, о котором у нас идёт речь, прапорщик Алёшкин был избран членом этого комитета.

На полковых митингах выступали ораторы, приезжавшие из штаба фронта, из Петрограда. Почти всегда они были одеты в новенькое обмундирование, иногда сидевшее на них неуклюже, что показывало, что эти люди о войне и об условиях, в которых живут солдаты, имеют очень смутное понятие. Но все эти ораторы требовали продолжения войны до победы. Солдатами эти призывы встречались холодно, а иногда и прямо враждебно. Иногда в полку появлялись и другие ораторы, одетые или в повидавшие виды солдатские шинели, или в замасленные рабочие куртки, они называли себя большевиками и призывали кончать ненавистную бойню. Для этих ораторов официальных митингов не собирали, но солдаты сходились на них сами и слушали эти речи всегда с большим вниманием.

На митингах, кроме солдат, присутствовали и многие младшие офицеры, среди них и Алёшкин. Этим офицерам, выходцам из среды мелкой служилой интеллигенции и рабочих, слова об окончании войны, как и большинству солдат, приходились по душе, они полностью сочувствовали тем предложениям, которые выдвигались ораторами, но пока ещё совсем не ясно представляли себе, как эти предложения можно осуществить.

На одном из таких митингов оратор упомянул о Ленине, руководителе партии большевиков, и заявил, что этот человек, возглавляющий партию, призывает к новой социалистической революции, которая и осуществит все выдвигаемые большевиками лозунги.

До этого приезжие ораторы тоже иногда говорили о Ленине, называя его немецким шпионом, поэтому один из солдат, услыхав снова это имя, спросил:

– Кто же он такой, этот Ленин?

И оратор, в котором по многим признакам солдаты сразу определили рабочего (а впоследствии он это и подтвердил, добавив, что он путиловец), в течение часа подробно рассказывал о Владимире Ильиче Ленине. Он говорил, что только Ленин и руководимая им партия действительно представляют интересы рабочего класса и трудового крестьянства, что только большевики сумеют управлять Россией.

Яков Матвеевич присутствовал на митинге, слушал этот рассказ, и неподдельное чувство восхищения и уважения, сквозившие в каждом слове рассказчика, когда он говорил о Ленине, называя его вождём мирового пролетариата, невольно захватило Алёшкина и всех слушателей.

К середине 1917 года командир полка имел уже прямое указание от генерала, командовавшего дивизией, о немедленном разгоне солдатских сборищ, как именовались такие митинги, и аресте большевистских агитаторов для предания их военно-полевому суду.

Но полковник Васильев, хотя в душе и восставал против таких митингов и речей, на них произносимых, стоял к солдатской массе ближе, чем генерал, и прекрасно понимал, что даже только попытка разгона, уже не говоря об аресте агитатора, может вызвать такое озлобление солдат полка, что и ему самому, и всем старшим офицерам придётся из полка удирать. А так как он не был уверен в большинстве младших, то предпочёл делать вид, что ничего не замечает, стараясь жить по пословице: «Худой мир лучше доброй ссоры».

В конце мая 1917 года от 341-го полка, как и от других воинских частей, была избрана делегация из нескольких солдат для поездки в Питер, где должен был происходить Первый съезд Советов, чтобы самим узнать, что же это за Советы.