Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2, том 1

— Ну, брат, спать ты здоров! Если так работать будешь, то дело у нас пойдёт. Вставай! Позавтракаем, да и за дела.

Разбуженный своим начальником, который сумел его разбудить, только основательно тряхнув за плечо, Борис быстро натянул штаны и в одной майке выскочил в сени, где висел глиняный рукомойник, чтобы умыться. Этот процесс у него никогда не был особенно длинным, а тут, когда вода в умывальнике уже была подёрнута первым ледком, а сени насквозь продувались утренним ветром, умывание было закончено им в течение одной минуты. По существу, он только ополоснулся.

Завтрак, такой же обильный и сытный, как и вчерашний ужин, был съеден с аппетитом и запит чаем с молоком и мёдом. И хотя Марья вновь оговаривала их, что они мало ели, но, очевидно, делала это больше из приличия.

Николай встал гораздо раньше, уже успел и позавтракать, и запрячь лошадь, и уехать за лесником, с которым Дмитриев должен был отправиться в лес, чтобы осмотреть и принять делянки, отведённые под вырубку необходимого леса.

Теперь, через много лет, вспоминая этот отвод леса, Алёшкин часто задумывался над тем, как неразумно тратилось в те годы наше лесное богатство. Ещё в Шкотове он ознакомился с договором, заключённым с японцами. Дальлес был обязан поставить определённое количество рудничных стоек длиною не более двух метров и толщиной в верхнем отрубе не более 10–15 см, по сегодняшним меркам (в договоре они были указаны в японском измерении). Но это значило, что следовало вырубить молодой лес, только начинавший подрастать. Лес этот должен был состоять из одного дуба (по договору стойки должны были быть именно дубовыми). Вот в результате этой деятельности и оголились сопки, находившиеся вблизи Новонежина. И даже через 40 лет, когда Борису пришлось побывать в этом селе, они всё ещё стояли, покрытые только маленькими кустиками. Но, видимо, тогда это в расчёт не принималось, нужна была валюта.

Позавтракав, Дмитриев сказал Борису:

— Сейчас придёт мой второй помощник Фёдор Сердеев, познакомьтесь с ним и начинайте подготавливать договора для артелей. Образец — вон, на столе лежит. Рассчитайте количество стоек, которое мы должны поставить до 1 января I925 года. Посмотрите по договору, переведите из кубошаку в штуки, да заодно прикиньте, сколько нужно нам будет вагонов заказать на декабрь. Да вместе с Фёдором сходите к его отцу, он обещал нам площадку для складирования у тупика, вы обмерьте её, высчитайте площадь, мы за неё будем с квадратного метра платить. Ну вот, кажется, и всё. А вот и вы! — повернулся Дмитриев к двери, в которую входил Николай и следом за ним высокий чернобородый старик, снявший при входе шапку и перекрестившийся на иконы.

— Я сейчас оденусь, идите к подводе, — с этими словами Дмитриев стал одеваться: надел толстое длинное пальто, поверх него брезентовый плащ и на голову меховую шапку.

Ноги у него были обуты в ичиги. Борис знал, что так называются длинные сапоги, сшитые из юфтевой кожи с мягкими подошвами. Это была самая удобная обувь для путешествий по тайге и болотистым местам Приморья.

Перед выходом из комнаты Игнатий Петрович на минуту задержался, вытащил из кармана трёхрублёвую бумажку и, сунув её в руку Борису, сказал:

— Когда тут управитесь, так сбегайте в кооператив, купите бутылку водки, надо будет лесника угостить.

Это поручение, сделанное таким непререкаемым тоном, застало Бориса врасплох, и он даже не успел ничего сказать. Он ещё никогда в жизни не покупал водки, а здесь, на новом месте… Да ведь он и комсомолец, что о нём подумают, увидев, что он в первый же день своего приезда бежит за водкой? Но отказаться от этого поручения просто не успел.

Несколько минут он как бы с испугом глядел на эту проклятую бумажку, потом, вздохнув, положил её на окошко и принялся за разборку бумажного хаоса, царившего на столе. Когда он, наконец, разложил в отдельные стопки все эти накладные, квитанционные книжки, ведомости на зарплату, спецификации, заполняемые при погрузке леса в вагоны, стопки чистой бумаги и нашёл образцы договоров, то занял этими бумагами не только весь стол, но и ближайший подоконник, и даже одну из табуреток.

Только он управился с этим делом, как в комнату вошёл высокий парень. У него на голове вились волосы — такие белокурые, каких Борис в своей жизни ещё не видел никогда. Такими же светлыми были у него и брови, и ресницы, а голубые, чуть навыкате, глаза смотрели чуть настороженно, но в то же время очень приветливо. Губы его, толстые, как у негра, раздвинулись в широкой улыбке, отчего на румяных щеках показались две ямочки, и он, протягивая руку, произнёс:

— Давайте знакомиться. Меня зовут Фёдор Сердеев, а вас?