— А вот и не угадали! Василий Прокопыч из сельсовета в Майское позвонил, чтобы узнать, ехать ли завтра за деньгами, а ему ответили, что с вами переслали. Вот мы тут и собрались, ждём вас. Вон даже Матрёна Васильевна идёт.
Борис передал находившемуся тут же завхозу ведомость и деньги, завёрнутые им ещё в Майском в отдельную пачку. Свои деньги, а их было триста рублей, он заранее положил во внутренний карман пиджака. Усевшись за маленький столик, стоявший в углу веранды, завхоз начал выдавать жалование столпившимся около него сёстрам и санитаркам.
Алёшкин, зайдя в кабинет, спрятал хинин в стоявший там шкаф, где хранились ядовитые и наиболее ценные медикаменты, ключ от которого в первый же день Чинченко передал ему, надел халат и быстро обошёл больных. Затем, выяснив у фельдшера результаты амбулаторного приёма, Борис отправился домой.
Дома его уже ждали. Катя и девочки, как всегда, обрадовались его приходу и пустились в рассказы о мелких домашних новостях, которых всегда бывает много в семьях, где есть дети. Между прочим, Катя сказала, что за ней была прислана лошадь с завода, и ей пришлось-таки съездить в контору, чтобы написать какую-то срочную и важную бумагу для Госбанка. Она сказала также, что директор обещал освободить помещение, предназначенное для их квартиры, не позднее воскресенья, до которого оставалось всего четыре дня. Одновременно он заявил, что весь дом, как обещал вначале, отдать не может: нужно срочно дать квартиру ещё кое-кому. Таким образом, там будут жить сразу две семьи.
— Но, — заметила Катя, — дом этот большой, я в нём уже была вместе с Дусей Пряниной. Там одна большая комната с плитой, затем две маленьких, одна из них сообщается с верандой, выходящей в огород и сад, и у самого крыльца, ты только подумай, такая же огромная шелковица растёт, как в Краснодаре! Опять, значит, девчонки все перемазанные ходить будут, не настираешься на них! Все помещения, о которых я рассказала, будут наши. Кроме выхода в сад, есть другой вход, через другую веранду со двора. Эта веранда перегорожена, за перегородкой налево от входа есть ещё большая комната, в ней и будут жить соседи. Двор большой, есть сарайчики, уборная, а в самом конце стоит саманный домик, в котором уже сейчас живёт старый рабочий завода со своей женой и сыновьями. Вообще, квартира мне понравилась, большая она, вот только где мы мебели наберём? А расположена очень удобно: почти рядом магазин сельпо, школа и твоя больница, да и до завода недалеко… Наконец-то мы тоже, может быть, по-человечески поживём, — закончила Катя свой рассказ.
Она очень обрадовалась деньгам, привезённым Борисом, и заявила:
— Ну, Борька, нам теперь сам чёрт не страшен!
Время в августе 1940 года для семьи Алёшкиных летело с непостижимой быстротой. Все дни были насыщены до такой степени, что Борис и Катя, расставшись рано утром, встречались только поздно вечером и были настолько утомлены дневными заботами, что еле успевали добраться до постели.
Сразу же после переезда встал вопрос о домработнице, ведь оба они целыми днями должны были находиться на работе. Борис должен был работать на две ставки, то есть не менее 12 часов в сутки. Меньше времени уделять работе он не мог, и не только в силу привычного отношения к своим обязанностям, но и потому, что ситуация требовала почти целого дня его пребывания то в больнице, то в амбулатории. У Кати сложилось так, что из-за запущенной канцелярской работы ей пришлось разгребать прямо-таки Авгиевы конюшни, что, естественно, не позволяло уложиться в нормальное время работы. Поэтому после перерыва на обед, который она обычно съедала в заводской столовой, Катя часто оставалась в конторе дотемна.