Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 2

За день до этого, в воскресенье, Борис попрощался с семьёй дяди Мити, и поэтому сразу же после окончания торжественного собрания в ЦИУ бросился по магазинам, чтобы купить что-нибудь из продуктов и из одежды в подарок своим. Ещё ранее он приобрёл весь намеченный им хирургический инструментарий, после этого осталось немного денег. Кроме того, ему удалось сэкономить кое-какие деньги из стипендии. Его товарищи давно поняли, в каком стеснённом материальном положении находился Алёшкин, и поэтому все расходы на развлечения, а часто и на питание — ужин и завтрак, брали на себя. Это стесняло Бориса, но его друзья делали это в такой форме, что отказаться от их помощи было просто неудобно. Таким образом, он и сумел приобрести кое-что для детей и Кати. Из писем жены он знал, что в последнее время в Александровке стало плохо с продуктами, особенно с такими, как масло, сахар, сыр; колбасы не было и раньше. Среди курсантов ходили слухи, что вывозить продукты из Москвы не разрешается, и якобы на вокзалах сотрудники линейных отделений Транспортного отдела ГПУ отбирают у пассажиров продукты, которые они с собой пытаются увезти. Но несмотря на это, врачи делали покупки и упаковывали их в чемоданы.

Действительно, перед отъездом на Курском вокзале у Алёшкина, как и у других пассажиров его поезда, чемоданы были проверены, но, видно, количество увозимых Борисом продуктов было настолько незначительным, что не привлекло внимание проверявших. Может быть, некоторое послабление ему было сделано и потому, что он ехал по воинскому билету (и туда, и обратно он предъявлял литер, выданный военкоматом). Так или иначе, он беспрепятственно сел в поезд со всем своим багажом и поздним вечером 31 декабря 1940 года уже выходил на станции Котляревская в своём районном центре — посёлке Майское.

Телеграмму о времени приезда он не давал, но, на его счастье, с этим же поездом откуда-то ехал директор завода Текушев. Они встретились на вокзале, и последний, узнав Бориса, предложил ему место в своей машине. В Александровке директор вышел около завода, а Борис доехал до дома и, к великой радости всех своих дочерей, Кати и даже домработницы Нюры, за несколько часов до нового, 1941 года торжественно появился в своей большой кухне, где в тот момент собралась вся семья. Нечего и говорить, что всё привезённое им — обувь, материя, платья и продукты — было встречено с ликованием.

Глава восьмая

Вскоре после приезда Бориса Нюра, получив свой подарок из Москвы, ушла встречать Новый год домой. Дети кое-как дождались двенадцати часов, причём Майя уже совсем спала за столом, покушали приготовленных закусок и тоже отправились спать. Не спали лишь Борис и Катя. Они забрались на свою импровизированную двуспальную кровать, и тут, оставшись одни, смогли спокойно поговорить. Катя рассказала, как сумела отбиться от назойливых притязаний Текушева, преодолеть вражду и даже достичь более или менее нормальных взаимоотношений с его женой; как ей, благодаря огромной природной трудоспособности, настойчивости и достаточному опыту в канцелярской работе, удалось фактически стать не только необходимым, но, собственно, почти незаменимым работником конторы завода; как вследствие этого, умея сходиться с людьми, она наладила достаточно хорошие отношения с бухгалтером Топчинянцем, главным инженером Котовым и его женой, начальником отдела кадров Станицким, секретарём партячейки Любавиным, председателем месткома и многими другими. У неё завязалась настоящая дружба с зав. складом Пряниной.

Рассказала Катя, что почти весь медперсонал больницы и амбулатории к ней относился очень хорошо, исключение только составлял один А. И. Чинченко, который, хотя открыто своей враждебности не проявлял, но был подчёркнуто официален и сух.

Совсем по-другому сложились отношения между Катей и акушеркой Матрёной Васильевной и её сестрой. Эти две пожилые женщины приняли Катерину как близкого, почти родного человека, и она у них всегда находила самое дружеское расположение и помощь.

— Так что, — закончила свой рассказ Катя, — я без тебя тут совсем уже обжилась, и мне кажется, что можно прожить в Александровке долгие годы, пока не вырастут дети, а уж тогда, окрепнув материально, оперившись, так сказать, и переезжать в какой-нибудь большой город. А ты как думаешь? — немного обеспокоенно спросила она молчавшего до сих пор Бориса.