Читаем Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 1 полностью

Ехали довольно спокойно. Дорогу за прошедшие сутки накатали и остановок стало меньше. Пассажиры и шофёры на этот раз были в большей безопасности. Обычно во время налётов своей авиации фашисты артиллерийский обстрел прекращали, так было и сейчас. Небо прояснилось, и поэтому шла довольно интенсивная бомбёжка где-то в юго-западном районе города и пригородов. Санбатовцы ехали в противоположном направлении.

После проезда последнего городского КПП Прохоров и Пальченко, основательно замёрзнув в кабинах, перебрались в «пещеру», устроенную в кузове Борисом. Когда их оказалось трое в этом небольшом пространстве, хорошо защищённом от ветра, стало совсем тепло. Прохоров рассказал, что ему удалось получить бочку горючего и немного масла, из продуктов выдали один мешок крупы — пшена, немного рыбных консервов для командиров, папирос и мешок табака. Табак — суррогат махорки, то есть махорка с большим количеством самых разнообразных примесей. Уже второй раз из-за отсутствия бумаги её выдавали не в пачках, а в бумажных мешках весом 15–20 кг. Везли также мешок сахарного песка и три ящика сгущённого молока. Пальченко получил четыре тюка бинтов, спирт и немного разных медикаментов.

— Ваты не дали, — сказал Пальченко, обращаясь к Алёшкину. — Придумывайте вместо неё что-нибудь другое и экономьте старую. У меня её запасы кончаются.

Везли также несколько пачек центральных газет, правда, за старые числа, но знали, что и им все будут рады. Как ни холодно, ни голодно было жить, новости знать хотели все, а они попадали в медсанбат со значительным опозданием, и часто о них узнавали по слухам, которые не всегда соответствовали действительности. Получаемая более или менее регулярно дивизионная газета «На боевом посту» об общем положении на фронтах сообщала очень скупо.

Подробных географических карт в батальоне не было, так что оставление нашими войсками тех или иных пунктов, о которых читали в центральных газетах, не позволяло судить об истинной линии фронта. Политработника, который мог бы это объяснить, в санбате всё ещё не было. В результате даже о таком чрезвычайно важном для Ленинграда и защищавших его войск, а, значит, и для 24-го медсанбата, событии, как захват немцами города Тихвина и, следовательно, полной окончательной блокады Ленинграда с суши, все трое узнали, только находясь в городе, хотя это произошло за несколько дней до их выезда из батальона.

Тогда они как-то не понимали серьёзности этого положения, но в действительности после занятия немцами Тихвина положение для осаждённого города стало поистине катастрофическим. Вопрос об организации питания войск и населения неизмеримо усложнился.

Прохоров сказал, что именно поэтому в продотделе не выдали ни мяса, ни дополнительных жиров и ни одного грамма овощей, даже сухих. Рассказывая об этом, он удивлённо разводил руками и приговаривал:

— Что будем есть, ума не приложу. Ну, ладно ещё мы, а что будут есть раненые? Вот, выдали молоко, сказали, что до нового года больше не дадут и приказали выдавать его по 30 грамм, разведя кипятком, каждому раненому в сортировке сразу по прибытии до обработки, а затем больше не кормить, а стараться быстрее эвакуировать. Тех же, которых транспортировать будет нельзя, кормить наравне с личным составом. Трудное положение, не знаю, как и выкарабкаемся… Тут наши ребята нашли неподалёку, километрах в трёх от нас, почти у передовой, капустное поле, на нём полностью капусту снять не успели, вот они и пробираются туда, чтобы выкопать из-под снега её и потом сварить. Беда только в том, что это поле было раньше заминировано какой-то частью, и никто не знает, как расставлены мины. Из соседних частей уже пытались там запасаться капустой, но когда два человека подорвались на минах, то командир части эти походы запретил. То же сделал и я, но голод не тётка, идут поодиночке, в обход запрещения. Надо будет поговорить с Перовым, может, что-нибудь придумаем. А тут ещё вскоре на новое место переезжать придётся, бензину дали очень мало, в будущем обещали лимит ещё больше урезать. Так что придётся ближе к передовой перебираться.

— Да-да, — подтвердил и Пальченко, — я в санотделе тоже об этом слышал. Теперь, говорят, медсанбаты от своих полков должны стоять не дальше четырёх километров, а ведь мы находимся почти на десять.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза