Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 1

Борис не стал его разуверять:

— Да так, ничего серьёзного пока. Как тут у вас?

— Управляемся. Идите отдыхайте, до утра ещё часа четыре, поспите, а потом придёте. Я дотяну. Вот, откровенно говоря, жрать хочется! Как там, привезли что-нибудь?

— Привезти-то привезли, да немного. Так что животы придётся ещё подтянуть покрепче.

— Это худо! Совсем худо.

— Вы знаете, немцы Тихвин взяли.

— Тихвин, это где? Постойте, постойте, да ведь он намного восточнее Волхова, что же и Волхов, значит, тоже?!

— Насчёт Волхова не знаю, а вот о Тихвине в газетах напечатано.

— А знаете, Борис Яковлевич, ведь тогда нам, пожалуй, крышка, не выбраться отсюда. Положеньице… Да иду, иду! — отмахнулся Картавцев от Кати Шуйской, высунувшейся из-за занавески и докладывающей, что раненый уже на столе.

— Вы пока особенно об этом не распространяйтесь, пусть подольше не знают.

— Хорошо, понимаю… — как-то вяло сказал Николай Васильевич. — Ну, идите отдыхать.

Борис вышел из палатки. Стояла тихая, морозная ночь, луна уже зашла, на небе мерцали мириады ярких звёзд, что для Ленинградской области было явлением нечастым. Тихонько постукивал электродвижок. Издалека, с западной стороны Ленинграда доносилось громыхание ещё продолжавшейся бомбёжки. Небо в той стороне временами вспыхивало розоватыми отблесками и где-то в вышине, как тоненькие голубовато-белые стрелки, скользили лучи прожектора.

Борис пошёл в свою землянку, там было тепло. Оказывается, Игнатьич, так стали все в медсанбате звать нового связного комбата, по собственной ли инициативе, или по приказанию начальства, следил за землянкой Алёшкина и аккуратно её протапливал. Борис снял сапоги, гимнастёрку и улёгся на свой довольно-таки жёсткий топчан. Через несколько минут он заснул.

На следующее утро, во время дежурства Алёшкина в операционный блок зашёл Перов. Он вызвал Бориса в предоперационную и сказал, что к нему есть особый пациент.

— Кто же такой? — спросил Борис.

— Это директор военторга нашей Невской оперативной группы. По приказанию командования он лично проверял работу автолавок, курсирующих по тылам дивизий и бригад. Ну, а ты знаешь, что наши тылы под постоянным миномётным и артиллерийским обстрелом, вот и он угодил под такой налёт. Машину, на которой он ехал, основательно покалечило, одного из его спутников тяжело ранило, его прооперировал Бегинсон и уже отправил в госпиталь. Машину чинят наши шофёры, а самого директора, кстати, он в звании интенданта первого ранга (носит три шпалы), пока я приютил у себя, тем более что у него с собой порядочный запас коньяка оказался. Сказал, что, кроме как у тебя, ни у кого оперироваться не желает. У него застрял осколок где-то в середине ладони и, видимо, причиняет ему страдания. Бегинсон предлагал удалить, но только под общим наркозом, а Гольдман, так звать директора, наркоза очень боится. Говорит, что его раз оперировали под наркозом, так он от него чуть не умер. В батальоне все считают, что лучше тебя никто местное обезболивание не делает, вот и решили ждать твоего возвращения, да и он про тебя в армейской газете ещё на Карельском перешейке читал. Ну как, вести? — закончил свой рассказ Виктор Иванович.

Борис усмехнулся:

— Ну, ладно, веди, посмотрим на твоего директора. Видно, хороший коньяк у него был, что ты так хлопочешь.

— Да ты не смейся, он и тебя не забудет. Это настоящий торговый работник, ловкач! У него в машине, наверно, целая куча разного добра.

Через несколько минут раненый уже вошёл в операционную и с надеждой обратился к Алёшкину, приступившему к осмотру раны:

— Скажите, товарищ военврач, а пальцы будут двигаться? Ведь рука-то правая, — неожиданно тонким голосом прозвучал вопрос этого высокого толстого мужчины, явно напуганного своим ранением.

— Посмотрим, посмотрим, думаю, что будет, — ответил Борис, делая первый укол 0,25-процентного новокаина.

Раненый, конечно, уже лежал на столе. Через несколько минут, когда обезболивание было полностью введено, рана на ладони, имевшая неровную звёздчатую форму, немного расширена, Борис нащупал пинцетом осколок, застрявший между третьей и четвёртой пястными костями, и извлёк его. Он убедился, что ни крупные сосуды ладони, ни сухожилия сгибателей третьего и четвёртого пальцев не повреждены. Осколок был величиной с небольшую фасоль, плоской формы и довольно острыми краями. Каким чудом он не повредил ладонной артерии и сухожилий, для Бориса было загадкой. Благодаря своей форме осколок врезался в ладонь, и рана почти не имела размозжённых краёв. Проникнув внутрь, он прижал к одной из костей веточку проходящего к третьему пальцу нерва, чем и причинял раненому сильные боли.

Очистив края раны, Борис решился, в нарушение всех правил (уже вторично на этом месте дислокации), зашить рану, что и исполнил, введя под кожу больному противостолбнячную сыворотку, а в рану — и противогангренозную. После наложения бинта и лёгкой фанерной шины, он посоветовал раненому пожить несколько дней в санбате, и, если не будет повышаться температура и беспокоить боли, то явиться на перевязку через три дня.