Ко всему этому прибавлялось и то неудобство, что двери машины (они были в задней стенке) открывались только снаружи. Пассажиры это знали и понимали, что если машина нырнёт, то выскочить никому не удастся. Борис, сидевший у самой дверцы, подумал: «А всё-таки глупо, что мы позволили шофёру захлопнуть дверцу, мало ли что… Надо будет её немного приоткрыть, я бы придерживал её рукой. Ехать будет слегка холоднее, но зато есть какой-то шанс на спасение». Подумав об этом, он попросил Скуратова постучать в стенку кабины и попросить Перова, сидевшего рядом с шофёром, остановить на несколько минут машину. Тот исполнил его просьбу, и на одной из площадок для разъездов, а такие были устроены почти через каждые полкилометра, «санитарка» свернула в сторону и остановилась. Остальные машины колонны продолжали своё движение вперёд. Для решения вопроса о дверце понадобилось немногим больше минуты: её открыли, к ручке прицепили чей-то поясной ремень, и Алёшкин, сидевший крайним, держал его в руке, не позволяя дверце открываться широко, и в то же время ногой, вставленной в щель, не давал ей захлопнуться. Такие перемены сразу улучшили состояние ехавших: в машину теперь поступал свежий воздух, пожилым людям стало легче дышать. Кроме того, в узкую щёлку двери близсидящим всё-таки можно было хоть что-нибудь видеть. И, наконец, стало понятно, что в случае какого-нибудь несчастья есть шанс покинуть машину.
Последнее, впрочем, было надеждой призрачной: за сутки ожидания переправы медсанбатовцы успели узнать, что если машина попадала в полынью, то никто из ехавших и в кабине, и в кузове не успевал и крикнуть. Машина погружалась мгновенно, а ледяная вода, видимо, так сковывала движения тонущих, что они камнем шли на дно. Во всяком случае, как говорили, ни одного человека, попавшего через полынью в воду Ладоги вместе с машиной, спасти не удалось.
Естественно, что из-за остановки машина комбата теперь оказаться в голове колонны уже не смогла, лишь сумела вклиниться в середину. Перова это не очень огорчало: он рассчитывал, что при выезде на берег колонна остановится, и они займут своё место впереди.
Кстати сказать, замыкала колонну тоже «санитарка», в которой ехали комиссар медсанбата Прохоров, Прокофьева, её медсестра и начсандив Емельянов. Он уже более или менее оправился от своей болезни и, хотя всё ещё испытывал большой страх ко всякому передвижению по льду, остаться в ленинградском госпитале не захотел, а решил следовать со своей дивизией.
Так, волею случая в голове колонны теперь оказалась вторая санитарная машина, в которой сидели операционные и перевязочные сёстры и фармацевты. В кабине ехал врач Дурков, его поместили сюда потому, что в последнее время, видимо, в связи с голодом и авитаминозом, у него появилось какое-то осложнение в месте старого перелома ноги. Мы, кажется, уже говорили, что ещё студентом при неудачном прыжке он получил открытый перелом правой голени, вследствие чего нога эта стала короче, голень была искривлена, и при ходьбе Дурков прихрамывал. По этой же причине он не мог носить сапоги, а чтобы как-то компенсировать неполноценность ноги, в правый ботинок подкладывал комок ваты или тряпок. Из-за длительных нагрузок и неблагоприятных условий, в которых он находился во время блокады, место перелома воспалилось, опухло и причиняло ему сильные страдания.
Когда колонна машин медсанбата достигла берега, регулировщики, следившие за переправой, видимо, получив сведения о приближающихся самолётах противника, остановиться не разрешили, а потребовали скорейшего отъезда от берега. Шофёр в машине Дуркова, Герасимов, молодой, горячий водитель (его машина была одной из лучших) отличался и лихачеством. К моменту окончания переправы посветлело, дорогу стало видно лучше, и Герасимов, прибавив газу, оторвался от колонны. Заметив это, он предложил Дуркову ехать ещё быстрее, чтобы попасть в Кобону, пока не собрались все, выбрать себе получше жильё и «пожрать как следует». Это предложение Дуркову показалось заманчивым, и их машина помчалась со всей возможной для неё быстротой.
Спустя полчаса они достигли крупного села (или посёлка) Кобона, подобрали подходящий дом, попросились на отдых. Ещё раньше предполагалось, что в этом селе медсанбат и тыловые подразделения проведут дневной отдых и дождутся указаний о месте дислокации своих подразделений. По рассказам Дуркова и Герасимова, они, опередив колонну батальона, по крайней мере на час, полагали, что сумеют за это время не только закусить, но и отдохнуть.