Читаем Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 1 полностью

В этом селе, не затронутом войной, почти никто не был эвакуирован. Колхозники жили в своих домах, как и до войны. Через село вот уже более месяца ежедневно проезжало большое количество машин с беженцами, войсками. Большая часть их не останавливалась, следовала к железнодорожным станциям Войбокало или Жихарево, где их уже ждали составы, чтобы увезти вглубь страны. На этих станциях были организованы специальные питательные и медицинские пункты. Прибывшим немедленно оказывалась медпомощь и организовывалось рациональное питание. В Кобоне же останавливались лишь случайные машины.

Жители Кобоны, зная положение с питанием в Ленинграде, в большинстве бесплатно подкармливали своими домашними продуктами (главным образом овощами, а иногда и молоком) шофёров и случайно остановившихся беженцев. Но среди крестьян были и такие, которые старались на этом нажиться, а так как голодные люди при виде обильной еды совершенно теряли рассудок, и за булку хлеба отдавали костюм, пальто или сапоги, то этим спекулянтам доставались порядочные барыши.

Случилось так и с санбатовцами, приехавшими вместе с Дурковым, и с ним самим, и с шофёром Герасимовым. Воспользовавшись алчностью приютивших их хозяев, они принялись безудержно менять различные свои вещи на продукты, которые немедленно, с жадностью изголодавшихся людей, поедали. Напрасно некоторые медсёстры, например, Екатерина Васильевна Наумова, пытались унять аппетиты молодёжи, те их не слушали, тем более что им подал пример ехавший с ними врач.

Дурков имел большие запасы папирос, а в Кобоне, как, впрочем, и других местах, расположенных по эту, да и по ту сторону блокады, дело с табаком обстояло очень плохо. Табачные изделия ценились дорого. Во время нахождения в блокаде, когда выдавался ещё каждую десятидневку командирский паёк, в который входили папиросы, Дурков сделал запасы. Сам он не курил, а своим товарищам из пайка выделял очень мало, даже во время начавшегося табачного голода выпросить у него несколько папирос было делом трудным. Благодаря этому, у него и скопилось довольно значительное количество папирос. А здесь это оказалось вещью, ценимой на вес золота. Правда, он этого не знал, и потому за то, что ему с удовольствием отдали бы за одну пачку папирос, платил пятью. Так или иначе, его желание сбылось: за десять или пятнадцать пачек папирос ему нажарили на кусковом сале большую сковородку картошки с луком и дали ещё целую буханку хлеба. Пока он поедал это огромное количество еды (сковородка вмещала, вероятно, килограмма два картошки и около полкило сала), на дворе у этого дома открылся настоящий базар. Девушки-медсёстры распродали, вернее, разменяли, всё, или почти всё, своё гражданское имущество, оставленное для повседневной носки. Были поменяны на хлеб, картошку, молоко, лук, солёные огурцы, яйца — рубашки, кофточки, лифчики, туфли, чулки и другие вещи дамского туалета. Некоторые пустили в обмен даже полученное ими красноармейское бельё. Герасимов сумел на военные ботинки, неизвестно каким образом оказавшиеся у него, и на кое-какое личное барахло выменять даже бутылку водки с соответствующей закуской, и через полчаса после этого лежал в машине мертвецки пьяный.

Дурков, осилив свою картошку, свалился в беспамятстве. Многие медсёстры объелись до рвоты и лежали в разных углах отведённой им комнаты, чуть живые. Одним словом, когда колонна батальона прибыла в Кобону, то по селу уже носился слух о каком-то командире и медсёстрах, которые отравились едой и сейчас помирают.

Перов, комиссар и Алёшкин, услыхав такие разговоры, прежде всего приняли меры, чтобы местное население не заключало никаких торговых сделок с личным составом медсанбата, а сделать это было нелегко. Начальнику штаба Скуратову пришлось собрать около себя с десяток наиболее надёжных бойцов из санитаров и выздоравливающих, окружить ими колонну машин, стоявшую в конце села, и чуть ли не силой оружия разгонять и жителей с продуктами, и своих людей, старавшихся тем или иным способом продукты эти заполучить. На помощь ему пришли комиссар и почти все врачи, которые особенно чётко понимали, к чему может привести переедание после длительной и тяжёлой голодовки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза